Великий Эллипс

— Понимаю, но не соглашаюсь. Даму грубо оскорбили; распоясавшиеся животные, набросившиеся на нее, заслуживают трибунала, и извинение было как раз к месту.

— Дама? Да? Я начинаю понимать. Получается, вонарка вскружила тебе голову, так?

— Не совсем. Она красивая, но…

— У нее хорошие формы, насколько я заметил, — небрежно бросил Торвид. — Но она насквозь буржуазна, посмотри на ее кокетство, ни вкуса, ни стиля, она непрерывно строит тебе глазки, и как мало в этой игре утонченности.

— Вам трудно угодить, грандлендлорд.

— Да, у меня высокие требования.

— Мисс Дивер располагает меня к себе своей открытостью, непосредственностью, она напрочь лишена всякого притворства. А я пристрастен к четко очерченным характерам.

— Мужским, наверное. Но ты ничего не знаешь о женщинах.

— На Ледяном мысе не было ни одной женщины, — согласился с ним Каслер.

— Верно. И здесь долг обязывает меня коснуться твоей второй ошибки. Не далее как час назад ты всем рассказал о том, чему тебя учили в детстве, поведал этим полоумным иностранцам о своей способности чувствовать сверхъестественные энергии. Что за глупость ты допустил? Образование, которое ты получил на Ледяном мысе — тем более сам уединенный мыс — не должны быть достоянием чьих-либо ушей, кроме грейслендских. Система Разъяснения, дошедшая до нас из глубин времен и охраняемая традицией, неподходящая тема для пустой болтовни за столом, где собрались враги и просто незнакомые люди. Твоя оплошность хуже глупости, она больше похожа на разглашение священной тайны.

Каслер Сторнзоф напрягся, сдерживая раздражение, но ответил с присущей ему вежливостью.

— При всем моем уважении я не могу согласиться с вами, грандлендлорд. Я ни словом не обмолвился о Приобщении, лишь вскользь упомянул о своем начальном образовании, о своей способности чувствовать движения светил, но это относится только к моей персоне и не является секретом. Я вступил в разговор, когда почувствовал, что мое участие уместно, и сделал это с чистой совестью.

— Пф… ты захотел произвести впечатление на женщину. Играй с ней в игры, если тебя это развлекает, только не совершай глупостей, не нашептывай на вонарское ушко секреты. — Торвид раздраженно отшвырнул окурок в море. — А теперь слушай меня внимательно, я буду говорить как глава нашего Дома. Ты — офицер Грейслендской империи, и ты Сторнзоф. Ты очень хорошо понимаешь свой долг. Ты закаленный солдат и знаешь, насколько опасно разглашать тайну. Следи за своим языком, ни слова этим болванам, и ты выиграешь битву.

— Но это не битва, — не согласился с таким определением Каслер с едва уловимой ноткой сухости в голосе. — Как вы верно заметили, сэр, я — солдат и потому способен отличить войну от спортивного состязания.

— Отличить? Зачем отличать две ступени одной лестницы? Спортивное состязание — любого вида — это всего лишь война меньшего масштаба. Бои на разаульском фронте, шахматная партия, Великий Эллипс — все это вариации на одну и ту же тему, которая зиждется на одном неизменном принципе: прийти к победе любой ценой, любыми доступными средствами. Вот что значит принадлежать фамилии Сторнзоф и быть подданным императора. Это твое наследие, племянник, это в крови Сторнзофов. Твои годы на Ледяном мысе прошли зря, если ты не усвоил этой истины.

— Годы, что я провел на Ледяном мысе, многому меня научили, — уклончиво ответил Каслер. — Сэр, я выслушал вашу речь, вы все очень ясно изложили.

— Ну и?

— И принимая во внимание, что вы ничего больше не хотите добавить, я пользуюсь возможностью и желаю вам приятного вечера, грандлендлорд. — И, склонив голову настолько, насколько требовал этикет семьи, Каслер Сторнзоф удалился.

Торвид подавил порыв вернуть племянника. Какой смысл вести разговор, если он превратился в заурядную скучную перебранку. Достав еще одну сигарету из портсигара, он закурил и стал бессмысленно смотреть на море, время от времени выпуская кольца дыма вслед улетевшему ночному гонцу.

Ночной гонщик стрелой несся на юго-восток над Тихим Морем. Ориентирами для него были луна и звезды, силы природы, неведомые внутренние импульсы, они вели его через ночную темень вперед. Шли часы. Луна, сдавшись на милость приближающемуся рассвету, исчезла. Звезды попрятались где-то в ночных глубинах, но скорость летящего посланца оставалась неизменной.

Мир теней отступал, медленно чернота ночи меняла свой цвет, вначале на цвет древесного угля, затем на синевато-серый, стальной, и, наконец, далеко внизу показалась твердь огромного островного континента — Далион поднимался из пены морской. Гонец продолжал свой путь, стало совсем светло, и береговая линия Далиона вырисовывалась все отчетливее. Немного погодя появился маленький архипелаг, он тянулся за большой землей, как сожаление о поздно пришедшей в голову умной мысли. Ночной гонщик спустился ниже, и архипелаг распался на девять островов, которые дугой закручивались вокруг огромной центральной гавани. Все острова плотно покрывала густая сеть построек.