Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

…Между прочим, сегодня кое-кто из историков предполагает, что это Сципион первым затеял перегруппировку своей пехоты, удлинив за счет резерва свой фронт в расчете охватить фланги врага, а Ганнибал ему достойно ответил. Не в этом суть дела. Важнее то, что в ходе всего боя Сципион действовал исключительно точно, можно сказать, с математической точностью. Холодная расчетливость не изменила ему даже в минуты кризиса. Перед лицом гигантской живой стены итальянских ветеранов Ганнибала, на расстоянии меньше полета стрелы, он спокойно перестраивает свои войска, которые демонстрируют отменную дисциплину, повинуясь звукам рожков, как превосходно тренированная грозная стая гончих псов. Если против первых двух вражеских линий римский фронт был построен реже, чем сомкнутые фаланги врага, что позволяло римлянам охватывать фланги врага, то теперь римский полководец тоже уплотнил ряды. Для решающего усилия он как можно плотнее сосредоточил своих пехотинцев: во-первых, возрастала ударная сила их метательных снарядов (стрел, дротиков и копий); во-вторых, сейчас, когда уже не требовалась серия атак, настало время концентрированного удара по всему фронту; в-третьих, вот-вот могли вернуться всадники Лелия и Массанассы, и задачей римской пехоты стало сковать пешие силы Ганнибала, подставив их под сокрушительный удар идущей полным галопом кавалерии. Все свои перестроения Сципион делал не только очень продуманно, но и весьма неторопливо – чем дольше мог он оттянуть финальную схватку, тем больше времени он выигрывал для возвращения своей кавалерии. Несмотря на захвативший их азарт погони, кавалеристы Массанассы и Лелия не имели права уйти слишком далеко, оставив свою пехоту один на один с вражеской. Именно их удару отводилась решающая роль в замысле Сципиона. Одноглазый Пуниец это прекрасно понимал и в ходе пехотного сражения, очевидно, не раз и не два с тревогой оборачивался назад, напряженно вглядываясь своим единственным глазом, не приближаются ли с горизонта клубы пыли, поднятые умчавшейся, а теперь возвращавшейся вражеской кавалерией. Не исключено, что пока стороны приводили свои силы в порядок для решающей схватки, у Ганнибала был шанс первым напасть на перестраивавшегося врага. Но, скорее всего, ему, подобно его визави, тоже требовалось время, чтобы собрать остатки своих первых двух линий и заставить этих уже потрепанных и отчасти побежденных воинов снова вступить в бой с победоносно-наступавшим врагом. Бросить в бой только свою «Старую Гвардию» он не счел возможным, поскольку без остатков первых двух линий он бы уступал римлянам численно. А так ему, скорее всего, удалось восстановить некий паритет: кое-кто из историков полагает, что в последней схватке могло сойтись порядка 23 тыс. пунов с примерно 26 тыс. римлян, т. е. силы сторон могли быть примерно равны!? Не исключено, что примерно столько могло оказаться под рукой у обоих полководцев после всех потерь в предыдущих фазах сражения. Нам неизвестно, сколько ушло времени у соперников на приготовление к решающей схватке, но в любом случае время работало на Сципиона, явно затягивавшего перестроение в ожидании возврата на поле боя своей кавалерии. И тем не менее напрашивается сравнение этого судьбоносного эпизода с другим всемирно известным судьбоносным эпизодом в истории войн. Точно так же много веков спустя Наполеон в критический момент битвы под Ватерлоо в 1815 г. опоздает бросить в пекло сражения на обескровленный центр Веллингтона свою Старую и Среднюю гвардии и, тем самым, возможно, упустит свой последний шанс выиграть это сражение и, как полагают некоторые «бонапартисты»… повернуть вспять ход истории…