Великий герцог Мекленбурга

Вообще надо сказать, что атака такого города, как Псков, была авантюрой с самого начала. У Горна не было ни достаточных сил, ни артиллерии для штурма или планомерной осады. Очевидно, он рассчитывал, что псковичи, заключившие союз со мною, пустят и его. Кто знает, может, так и случилось бы, не твори его солдаты по пути всяческих бесчинств. Так что, когда Горн подошел, горожане были начеку, ворота закрылись, а со стен курились дымки, намекающие, что на них кипятят воду и разогревают смолу.

Будь полковник хоть чуть-чуть дипломатом – возможно, все бы обошлось. Но он умел быть дипломатичным только с вышестоящими особами. Короче, Горн велел горожанам открыть ворота. На что ему было со всем вежеством отвечено, что Псков – город русский, с герцогом Мекленбургским дружен, с королем шведским не воюет, а Горна знать не знает. И вообще, шли бы вы, ребята, отсюда, а то ходят тут всякие, а потом белье с веревок пропадает. Взбеленившийся военачальник в ответ послал своих солдат в атаку и, вполне естественно, был отбит с уроном. Последовавшее за первым приступом разорение посадов не добавило шведам русских симпатий, и война началась всерьез. В смысле горожане устроили вылазку и подпалили, что смогли, в шведском лагере. А тут еще кстати или некстати, это как посмотреть, – вернулись ватажники Кондратия и подключились к драке. В общем, когда я появился, полковник Горн верхом – в окружении своих офицеров любовался через подзорную трубу на стены Пскова с ближайшего к ним пригорка.

– Доброго вам дня, любезный полковник! – пожелал я ему самым обходительным тоном. – Чудесная сегодня погодка, не находите?

От неожиданности он дернулся и, едва не уронив трубу, обернулся на дерзнувшего его побеспокоить невежу. Надо сказать, я по своему обыкновению в походе одеваюсь как обычный рейтарский офицер. То есть черная одежда и трехчетвертной вороненый доспех, на боку кавалерийская шпага и в ольстрах любимые допельфастеры.

– Кто вы такой, черт вас раздери? – грубо прорычал мне швед.

– О, вы меня не узнаете? – усмехнулся я в ответ и приподнял шляпу.

Мертвенная бледность покрыла лицо полковника, затем кровь стала приливать к скулам, и вместе с цветом лица к нему вернулся дар речи.

– Герцог Мекленбургский!

– Ваше королевское высочество герцог Мекленбургский! – ледяным тоном поправил я его. – Любезный полковник, еще два месяца назад его величество христианнейший король Густав Адольф послал вас с войском в мое подчинение для завоевания Эстляндии. И у меня только один вопрос: как вы осмелились не выполнить волю короля?

– Ваше высочество не смеет предъявлять мне такие обвинения! Эти проклятые псковичи напали на моих солдат, и я не мог оставить в тылу такую неприятельскую крепость, как Псков.

– Это хорошо, что у вас есть хоть какие-то оправдания, и, возможно, вас не повесят, когда вы вернетесь в Швецию.

– Повесят? Вернусь в Швецию?

– И очень возможно, в кандалах.

– Что вы себе позволяете, герцог? Я офицер короля, и у меня под командой пять тысяч солдат!

– Боже мой, вы еще и считать не умеете! Да, вы действительно по божьему недосмотру пока еще офицер короля, но у вас под рукой только пятеро ваших офицеров, а мои драгуны все здесь! Кроме того, в отличие от вас, я генерал, и вы волею короля присланы под мою команду, так что еще одна попытка неповиновения будет расценена как бунт. Я понятно объясняю?

Пока мы так препирались, подошли мои кавалеристы с Боликом, и Горн резко сбавил тон. Один из шведов хотел было скакать в лагерь, но, встретившись со мной глазами, резко передумал. Как вскоре выяснилось, за разыгравшейся сценой наблюдали не только шведы и мекленбуржцы.

– Ваше высочество, – обратился ко мне Кароль, – будьте осторожнее – вон на стенах дым от фитиля.

– Тут расстояние не меньше трех сотен шагов, – фыркнул в ответ Горн. – Никакой мушкет не добьет со стен до нас.

В этот момент раздался выстрел, Горн, презрительно усмехнувшись, повернулся к Пскову и, вдруг дернувшись, как от толчка, стал неловко сползать с седла. Я был ближе всех к нему и потому первым пришел на помощь. Соскочив с седла и перехватив поводья начавшей беспокоиться лошади, я закричал его адъютантам:

– Чего вы ждете? Ваш командир ранен!

Пока полковника снимали с лошади и укладывали на расстеленный плащ, я взял его подзорную трубу и посмотрел на городские стены. Несмотря на расстояние и несовершенную оптику, стрелявший человек показался мне знакомым.

– Кондратий! – воскликнул я и погрозил стрелку́ кулаком.

– Что вы сказали, ваше высочество, вы знаете этого человека? – спросил кто-то из шведских офицеров.

– Что? А, нет, это такая странная русская поговорка – когда кто-то внезапно умирает, они говорят, что его «хватил Кондратий».

– Варварство!

– И не говорите, ужасный век – ужасные нравы, и страна тоже ужасная. Ваш полковник был не прав, русские вполне могут стрелять на такое расстояние, и мне совсем не хочется узнавать, много ли у них таких мушкетов. Давайте уберемся отсюда и подумаем, как нам быть дальше.