Великий герцог Мекленбурга

– Э-э-э, вы что творите, мать вашу? – закричал я и тронул каблуками бока своей лошади. Простучав копытами по настилу, где только что бежала боярышня, я прямо с седла бросился в воду. Мутная вода с жадным хлюпаньем приняла меня и сразу захлопнула свою жадную пасть. Неведомо как я нащупал в воде девушку и отчаянно рванулся вверх. Достигнув поверхности, попытался вдохнуть, но жадное болото, маскирующееся под обычный пруд, не хотело отпускать свою добычу. Мне казалось, что уже конец, как вдруг я почувствовал чью-то помощь. Это Казимир, обвязавшийся найденными здесь же вожжами, кинулся мне на помощь. Я тащил утопленницу, Казимир меня, а его, в свою очередь, воины Онфима. Выбравшись на берег, я бросился к девушке. Увы, она уже не дышала. Часть окружавших нас смотрела на происходящее с какой-то тупой апатией и даже немного брезгливо, другие, наоборот, кинулись помочь, но, убедившись, что девушка не дышит, отстали. Однако я не собирался сдаваться. Припомнив занятия по охране труда, которые когда-то посещал, я, перекинув девушку через колено, выгнал воду из ее легких. Потом, положив на спину, стал делать искусственное дыхание. Эти мои действия уже привлекли людей, и они вновь стали собираться вокруг. Я же, не обращая на них внимания, продолжал попытки реанимировать боярышню. Казалось, все уже кончено, когда девушка, на которую все махнули рукой, будто бы поперхнулась и, выплюнув изо рта остатки воды, задышала. Я обессиленно опустился рядом с ней и, прижимая ее к себе, гладил по голове, приговаривая:

– Ну все, все…

Потом, подняв глаза, я с удивлением посмотрел на окружавших меня людей. В их глазах плескался ужас.

– Оживил утопленницу! Колдун! – слышалось отовсюду.

Казимир, похоже, тоже был под впечатлением от реанимации, однако встал между нами и остальными людьми, положив руку на рукоять сабли.

– Стойте! – закричал местным Онфим. – Ну-ка назад!

Выйдя вперед, предводитель местных настороженно посмотрел на меня и проговорил:

– Я много чего в жизни видел, но вот чтобы так утопленниц оживляли – не припомню. Ты кто, немец?

Объяснять что-либо в такой ситуации было делом совершенно безнадежным, поэтому я, вздохнув, вышел вперед и объявил:

– Всякий природный государь есть помазанник божий и тем от простых людей отличается, что его Господь пометил. Французский король одним прикосновением лечит золотуху. Германский император взглядом кровь останавливает, ну а я вот всего лишь герцог и такого не могу, однако утопленниц иной раз возвращаю к жизни, если то Господу бывает угодно. Нет в этом никакого колдовства или иной ворожбы, могу на том крест целовать.

– Ты что же это, природный государь? – недоверчиво переспросил Онфим.

– Я – великий герцог Мекленбургский Иоганн Третий, по-вашему великий князь. Род мой ведется от ободритского князя Никлота, и в своей земле я все равно что царь. Многие короли во многих странах со мной в родстве состоят.

– Хорошо, коли так, – усмехнулся Онфим. – А то я, про «природного государя» услышав, решил, что ты нам скажешь, будто ты царь Димитрий, чудесно спасшийся. А ты вот просто князь в неметчине. Как же ты к нам, такой красивый, попал?

– Судьба, как видно, такая. Видать, Господь решил тебе жизнь сохранить, воин. Боярин, поди, не похвалил бы тебя за то, что дочь его не уберег?

– Не трави душу, немец. И так не уберег, ты хоть и оживил девку, а только с порушенной честью ей одна дорога – в монастырь.

– С чего бы это, неужто она вам живая меньше мила, чем утоплая?

– Живая-то живая, да кто ее замуж-то теперь возьмет? Вот и выходит поруха чести боярской, а боярышне одна дорога – в монастырь!

– Да что ты заладил – в монастырь да в монастырь! Может, там и нет никакого урона? После болота ляхи, прямо скажем, квелые были, а девку чести лишить еще постараться нужно.

– Чего? Как это нет урона, – а чего же она топиться побежала?

– Чего побежала, а мало ли? Перепугалась, поди, на то она и девка. Вы вот что, найдите женщину бывалую, да вон хоть Никитичну. Она боярышню обмоет после болота, успокоит да и поглядит, чего и как. Вполне может быть, что и без монастыря дело обойдется, и ты без опалы останешься.

Онфим, бывший, как оказалось, приказчиком у местного боярина, ухватился за возможность реабилитироваться. Послали за Никитичной, истопили баню. Боярышня ждала приговора судьбы, тихонько плача. Когда появилась Сусанина, мы с Онфимом объяснили ей ее задачу. Старуха поохала, попричитала и резво взялась за дело. Но прежде чем она скрылась с боярышней в бане, я, улучив момент, тихонько спросил – есть ли в здешних лесах муравейники.

– Есть, милостивец, как не быть.

– Ну а раз есть, то сразу тебе говорю, старая, что ежели ты какой урон у боярышни сыщешь, то я тебя сам на этот муравейник голым задом пристрою.

– Ты что же такое говоришь, батюшка, как же можно-то?

– А девку молодую заживо в монастыре сгноить, значит, можно? А в чем она виновата – разве в том, что ее защитить не смогли те, кому это положено.

– Твоя правда, милостивец, а только обман-то вскроется, тогда как?