Великий герцог Мекленбурга

– А потому что мне обещали щедрое вознаграждение, если я доставлю этот чертов воз в Кремль! И что же, я выполнил свою часть уговора, а все еще беден как церковная мышь, к тому же я скоро вынужден буду голодать, а этого мне уж совсем бы не хотелось!

Ближе к полуночи, когда большинство обитателей Кремля уже спали, часовые, караулившие подвалы посольского приказа, почуяли дым. Встревожившись, они стали осматриваться и обнаружили, что огонь горит в верхней клети. Караульные тут же подняли тревогу, и ночь разорвал тревожный бой колокола. Одни жолнежи кинулись тушить, пока пожар не перекинулся на другие здания, другие тем временем спасали от огня драгоценное продовольствие. Утром выяснилось, что в поднявшейся суете несколько мешков пропало. Полковник Струсь попытался произвести расследование пропажи, но безрезультатно – удалось найти лишь веревку, связанную из вожжей и спускавшуюся с кремлевской стены, и убитого часового. Однако вскоре после этого среди солдат гарнизона начался мор. То в одном, то в другом месте стали находить умерших со странными признаками.

Все это я узнал гораздо позже, а тогда, едва началась суматоха, я уже был на стене. Внимание часовых было привлечено происходящим внутри, а не снаружи, и я, привязав веревку к зубцу, стал спускаться. Веревку для меня изготовили люди Войковича, не зная, для чего она мне понадобится. Проникнуть в здание приказа труда не составило: часовые охраняли только подвалы и наружные лестницы. Однако внутри было множество переходов, контролировать которые было просто нереально. Сложно было развести огонь, не привлекая к себе внимания стуком кремня по кресалу. Но эту проблему я решил с помощью горящей лампады, загодя украденной по такому случаю и спрятанной от посторонних глаз в шляпе.

Увы, длина веревки была явно недостаточной, а темнота не позволяла определить, насколько. Повисев некоторое время в неизвестности, я вспомнил все молитвы, которые знал, и разжал руки. Приземление заставило вспомнить все ругательства. С сожалением констатировав, что второй список получился гораздо длиннее, я где ползком, где шагом поковылял к берегу Неглинной. Осторожно, чтобы не выдать себя плеском, войдя в воду, я тихо поплыл, закрепив на надутом бурдюке перевязь со шпагой и пистолет. Найти целый бурдюк, к слову сказать, было совсем непросто. Голодающие солдаты усердно резали на ремни всю доступную им кожу, пытаясь выварить хоть что-то съестное. Вода, показавшаяся сначала теплой, постепенно стала вытягивать из меня тепло, и вскоре я стучал зубами так что, казалось, меня слышат на обоих берегах. Не помню, сколько времени я плыл вдоль реки, стараясь отплыть подальше от Кремля, пока ноги не стали цепляться за дно. Судорожно упираясь в ил ногами, я вскоре выбрался на довольно топкий берег и в полном изможении упал на него. Последнее, что я запомнил, – это склонившееся надо мной усатое лицо. «Казак?» – успел я подумать, прежде чем впасть в забытье.

Очнулся я уже днем от того, что в воздухе невыносимо вкусно пахло кашей. Осторожно приоткрыв глаза, я понял, что лежу на возу, накрытый какой-то рогожей. Болела ушибленная во время падения нога, но, в общем, терпимо. Рядом потрескивали дрова в костре, над которым стоял таган с изрядным котлом. Сводящий меня с ума запах доносился как раз оттуда. Кашеварил какой-то щуплый паренек, в котором я узнал своего давешнего знакомого – Мишку Татаринова. Увидев, что я очнулся, он тут же закричал:

– Дядька Лукьян, князь очнулся!

– Чего орешь, оглашенный? – беззлобно пробурчал старый казак и, посмотрев на меня, сказал: – Здорово ночевал, князь!

– Слава богу, – отвечал я, припомнив, как в таких случаях говорили казаки.

– То-то что слава богу – ты, князь пресветлый, как в реке-то оказался?

– По глупости, ходил до девок гулящих – и в воду упал.

– Веселый ты человек, князь, – засмеялся казак, – только вот хорошо, что с рядом с часовыми Мишка оказался и признал тебя, прежде чем они прибили, да меня кликнул. А то бы ты сейчас апостолу Петру шутки шутил.

– Я ж и говорю, что по глупости!

– Ладно, живой – и слава богу, есть-то будешь?

– Коли дадите, то поем, нальете – так и выпью.

– Ну, точно тебя казак воспитывал!

Тем временем Мишка набрал в плошку варева из котла и с улыбкой подал мне. Я, не чинясь, принял посуду и стал, обжигаясь, отхлебывать. Называлось это блюдо саламатой и больше всего походило на вареный клейстер с салом, но мне с голодухи показалось необычайно вкусным. Не успел я расправиться со своей порцией, как появились несколько всадников, в которых я узнал Аникиту с Казимиром и Анисимом.

– Ты посмотри! – воскликнул Вельяминов. – Мы его обыскались, все глаза проглядели, а он у казаков саламату хлебает!

Анисим с Казимиром помалкивали, но всем своим видом выражали солидарность с ним. Я в ответ не нашел ничего лучше, как пожать плечами и продолжать прием пищи, что еще более возмутило Аникиту.

– Князь! У тебя совесть есть? Какая нелегкая тебя в Кремль понесла, нешто без тебя не справились бы?