Великий Годден

– Ну хватит о свадьбе, – говорит папа. – А какой у тебя второй сюрприз?

А мы-то и забыли о нем.

– А, – говорит Мэл. – Наверное, не все знают, что крестная мама Хоуп – Флоренс Годден.

– Неужели та самая Флоренс Годден? – Папа и Мэл разговаривают как герои старого водевиля. То, что Хоуп – крестная дочь Флоренс Годден, – одно из главных обстоятельств ее жизни.

Алекс снова кренится в сторону.

– Флоренс снимает кино в Венгрии. А ее мальчики приедут из Лос-Анджелеса, чтобы провести с нами лето.

– О боже! – Мэтти, кажется, готова упасть в обморок. – Не могу поверить, что ты так долго молчала.

– Она сказала сейчас, Мэтти, – замечает Тамсин.

– Я не видела их целую вечность, – говорит Хоуп. – Подозреваю, они сильно изменились. Киту, должно быть, девятнадцать или около того, а Хьюго на год-два моложе. Вы, дети, не набрасывайтесь на них сразу же. Вспомните бедного баклана.

Мы на секунду замолкаем и вспоминаем баклана. Под руководством Мэла мы ухаживали за ним, но он умер от сердечного приступа – «из-за чертовски пристального внимания», как сказал Мэл. Это была предположительная причина гибели; но мы не узнали ничего наверняка, поскольку папа отказался огласить заключение о смерти. Тогда я нарисовала птицу с рваными крыльями, размах которых был равен росту Алекса. Из-за змеиной шеи и холодного взгляда его труп казался призрачным.

И напоминание Хоуп навсегда связало в моем воображении Кита Годдена с бакланом: золотой мальчик и потрепанная черная птица.

Хмм.

Хоуп села.

– Ну, – сказала она, – так-то вот. Может, выпьем за лето?

Все, за исключением Алекса, подняли бокалы. Мама смотрела на Алекса таким ледяным взглядом, что он опустился на траву под столом, да так там и остался.

Восемь голосов воскликнули хором:

– За лето!

5

До приезда Кита и Хьюго Годденов оставалось три дня. Никого из тех, кому было за тридцать, не встревожил надвигающийся апокалипсис, но Мэтти каждый свой свободный час проводила в безумных занятиях по самосовершенствованию. Остальные же с интересом наблюдали за тем, как она делает овсяные маски и взъерошивает перед зеркалом волосы.

– До чего же отвратительно! – буркнул Алекс. – Что касается меня, то я собираюсь показать мальчикам летучих мышей. – Он считал, это будет потрясно. Кто, в конце-то концов, не любит летучих мышей?

– Им не понравятся мыши, – сказала Мэтти.

– Спорим, понравятся. Спорим, там, откуда они едут, им жутко не хватает летучих мышей.

– А как же Бэтмен? – хихикнула Тамсин.

Алекс проигнорировал ее.

– Если им нравятся летучие мыши, значит, они ребята что надо. Если же нет, то пусть валят отсюда.

Я пожала плечами:

– Это справедливо.

– Бэтмен! – сказала Тэм на этот раз громче, на случай если мы ее не услышали.

– Не заткнулись бы вы и не исчезли с глаз долой. – Нервы у Мэтти были на пределе. Ей надо было смыть маску и заняться губами, а время шло.

– Намек понят. – Алекс встал и захлопнул ноутбук.

– Она сумасшедшая, – сказала Тэм, когда мы вышли.

Для Алекса это было само собой разумеющимся.

– Боже, надеюсь, они не похожи на слюнявых идиотов, обожающих сиськи, – простонал он.

– Сиськи, Алекс? – Из сарая появился Мэл с ящиком инструментов в руках. Нужно было починить ворота.

– Калифорнийские чуваки. Держу пари, все этим летом будет сосредоточено на сиськах и языках. Отвратительно, – хохотнул Алекс.

– Не надо первым же делом говорить об этом, юный сэр! – Мэл находил Алекса безумно забавным, равно как и все мы. – Не стоит предрекать худшее.

– Да уж, – согласился Алекс.

– А ты не довезешь меня до конюшни? – Тэм одарила Мэла самой действенной своей улыбкой. Он помахал перед ее носом отверткой:

– У кого-то из нас есть дела.

Тэм вздохнула и пошла за Алексом в дом.

– Похоже, мы с тобой остались вдвоем. – Мэл обнял меня за плечи. – Ну что, примемся за дело?

– Не-а, я, пожалуй, пойду поплаваю.

– Иди, – сказал он. – Предавайся светлым мечтам юности.

Я закатила глаза:

– Угу.

– Ты состаришься прежде, чем успеешь понять, что стареешь, и тогда вряд ли кто женится на тебе.

– Скажу Хоуп, что ты в отчаянии.

– Разумеется скажешь, милая.

Я пошла к морю и вошла в него.

Грядут перемены – все лето рядом с нами будут жить чужие люди. Хорошо это? Или плохо? Алекс прав: недели флирта и суеты вокруг Мэтти – это больше, чем я способна вынести. Может, хоть один из них окажется вменяемым.

Я позволила ледяному морю сомкнуться у меня над головой. В воздухе носилось слишком много всяких мыслей. А здесь, по крайней мере, было тихо.

Когда позже я натолкнулась на Мэтти, она выглядела по-новому: загорелая и какая-то отполированная, ее брови изгибались арками, ее ноги (и бог знает что еще) были совершенно гладкими и слегка намазанными маслом. Она пахла геранью и розами, и мы поняли, что она надушилась мамиными духами.

– Я взяла их напрокат, – сказала она, но разве можно взять напрокат духи? Разве можно их потом вернуть?

Она лежала на старой большой софе в гостиной и таращилась в телефон, словно к ней мог явиться джинн, если она потрет экран.