Великий и Могучий

— Тридцать, так тридцать, — покорно согласился полковник. — Я у него красть часы не собираюсь, так что мне точная стоимость не важна. И пастве тоже особой разницы нет, у них что тысяча, что миллион называется одинаково — «много». Ну, или другими словами с тем же смыслом. Если интересно, Борис Павлович, как профессионал, поможет вам подобрать нужное выражение.

— И вы будете полагаться на такие вот кадры? — удивилась Нина.

— Знаете, Нина Георгиевна, когда-то Иосифу Виссарионовичу пожаловались на писателей. И он ответил: «Других писателей у меня для вас нет». Так вот, а у нас нет других священников. Приходится использовать то, что имеется. Да и в любом случае, священник, по мнению верующих, всего лишь несёт им слово Божье, а какой он сам, дело десятое. Да и практика показывает, что схема работает. На последних украинских выборах победил кандидат, поддержанный нашей Церковью. Вот что крест животворящий делает!

— А как выглядит с моральной точки зрения, что верующим вместо слова Божьего впаривают слово президентское?

— Скорее, не президентское, а премьерское. Но почему вас так волнует этот вопрос? Вы же убеждённая атеистка, как и ваш драгоценный супруг.

— Ну, а вдруг церковникам это понравится, и они развернут всю эту пропаганду в другую сторону? В свою пользу, а не в пользу страны? Притом вы им уже подарили огромный авторитет. Дутый, конечно, но что это меняет? Для их так называемой паствы он же самый что ни на есть настоящий.

— Не беспокойтесь. Мы полностью контролируем эту организацию. Причём уже очень давно. Начиная примерно так года с сорок второго. Или вы думаете, что в СССР они работали бесконтрольно? Если да, то я в вас сильно разочаруюсь.

— Но ведь Союза уже почти двадцать лет как нет.

— Ну и что? Союза больше нет, а мы, чекисты — вот они, никуда не делись. Если же церковники вдруг вообразят, что нас тоже нет, и они могут проводить какую-то политику без согласования с нами — что ж, Патриархи — люди довольно преклонного возраста, и в любой момент могут умереть. То же самое произойдёт, если Патриарх перестанет отвечать требованиям текущего политического момента.

— Так прошлого Патриарха что, замочили? — невинно поинтересовался Вовчик.

— Много будешь знать — никогда не состаришься. Потому что умрёшь молодым. Вот я, например, не знаю, убили его или нет. Если да, решение принималось в Москве, а не здесь. Благодаря уважаемому Павлу Дмитриевичу, к Москве я уже давно не имею ни малейшего отношения. Что же касается вопроса Нины Георгиевны о морали, то отвечу так. Мораль у каждого своя, индивидуальная. У вас она одна, у Вовчика — другая, у меня — тоже собственная. Для меня всё, что идёт на пользу России — морально. Я ответил на ваш вопрос?

— Начальник, завязывай уже с политинформацией, — попросил Вовчик. — Пора что-то с самураем решать. Или ты с ним сам разберёшься? Тогда продолжай баланду травить, а мы послушаем. Нам же не трудно.

— Да, ты прав. Политинформации достаточно. Попробуем нейтрализовать уважаемого капитана Рогова. Борис Павлович, ваш текст на него не подействовал?

— Так однозначно не ответить. И да, и нет. Он резко захотел в Южную Африку, на чемпионат мира, но для него служба всё-таки прежде всего. Может, это потому, что я составлял текст в огромной спешке. Господа Воронцовы оставили мне минимум времени.

— Какие коэффициенты вы использовали? Средние по НИИ?

— Нет, полковник, посчитанные по его личным параметрам. С ним тоже проводилось интервью, по его данным я текст и готовил.

— Значит, действуем так. Вы, Борис Павлович, готовите новый текст, и уже не торопясь, качественно. Вы трое отвезёте его в аэропорт и отправитесь вместе с ним в Москву. Когда Рогов придёт в себя, прочитаете ему новый текст. В Москве он получит визу в ЮАР, если туда нужна виза, и вы его посадите в самолёт. Всё это, разумеется, потянет на немалую сумму. Что ж, господа, придётся раскошелиться. Вы платите за сохранение собственных жизней. Я вам помогу, чем смогу, но засвечиваться мне нельзя. Операция направлена против офицера другой спецслужбы, и если они узнают о моём участии, здесь начнётся Армагеддон. А когда он закончится, наступит полный Армагеддец.

— Не, так ничего не выйдет, — авторитетно заявил Вовчик. — Бесчувственное тело в самолёт не загрузить. Это вам не кино «Ирония судьбы». Да сейчас и не Новый год. А когда тело придёт в себя, начнёт орать. Может, и драться. А такие вещи, как ты говоришь, должны делаться тихо. Иначе — хана.

— И что ты предлагаешь? Везти его в Москву на машине?

— Не. На тачке тоже стрёмно. Первый же гиббон, и вынимай полную кошёлку неприятностей.

— Первый кто?

— Гиббон. Когда-то раньше они гаишники были, а теперь — гиббоны. На московской трассе они постоянно к людям пристают, документы проверяют. Да и в Москве тоже. Разве что ты, начальник, скажешь им нас не трогать.

— Не могу. Говорю же, засвечиваться нельзя!

— Значит, тачка отпадает. Надо поездом.

— Сможешь организовать?

— Не, — сокрушённо признался Вовчик. — Там хозяин — Вокзал. Без него не обойтись. Это погоняло такое, прозвище, то есть.