Тишина повисла над площадью. Тяжи уже сразились, и снова я не увидел легендарного Маятного в деле: а ведь он снова отстоял чемпионство, одолев даже какого-то тролля и пару уруков! Это было просто невероятно — чемпион-человек в орочьем городе! Но я-то потратил время на спасение еще одного человеческого детеныша — тоже почти ставшего чемпионом. И, наверное, не жалел об этом. Все-таки такие парни как Серый — на вес золота! Надо будет с ним вместе в этот Ярославский переулок заехать, к маме его. Хорошее дело.
— ЙА-А-А-А-А!!! — зарычал кто-то со сцены. — Я-а-а-а сражусь! Сражусь с тем ублюдком-поваренком из консервной банки на колесах!
Вот это было полной неожиданностью! Это он обо мне? Нет, точно — обо мне! Какая падла смеет вообще таким образом отзываться о моем фудтраке⁈ В моей душе вскипала злоба. Даже не злоба — ненависть! И щипало правое предплечье. Ага! Сраные якорцы… Тестостерон — это не только траханье, но и самый мужской из всех гормонов в целом. Я медленно выдохнул, допил кофе, и снова глянул на ринг.
Конечно, это был самого дикого вида черный урук. Высокий, на полголовы выше меня, но в плечах — поуже, хотя и мускулистый, как все мои сородичи. Он производил странное впечатление: сутулый, с длинными, едва ли не до колен руками, гривой волос, почему-то заплетенных в дреды. Никогда не видел дредов у уруков. И никогда не видел, чтобы черные уруки были прям ЧЕРНЫЕ. Загорелый, что ли? Бывают загорелые уруки? И глаза у него горели, настоящие бельмища! Я вознамерился было послать его в жопу — просто потому, что это было очень подозрительно и походило на подставу, но тут мой взгляд зацепился за его руки.
Руки, покрытые полинезийской татуировкой, по которой пробегали багровые сполохи! Это откуда он такой красивый нарисовался? И кто ему всю эту красоту нарисовал? Такое игнорировать было нельзя, и изучать сие явление совершенно точно следовало эмпирически, то есть — пощупав его рожу кулаками. Или его кулаки свое рожей — как получится.
— Как тебя зовут, дерьмо? — выкрикнул я в ответ и толпа, пялившаяся на сцену мигом повернулась в мою сторону.
— Бахар Двухголовый! — провозгласил он, стягивая через голову рубаху и обнажая перевитый тугими мышцами торс. — Иди сюда, я прикончу тебя прямо тут, у всех на виду, самозванец и ублюдок!
Я свою джерси (так ведь называются футболки с длинными рукавами?) и фартук снимать не стал, только подхватил чистое вафельное полотенце, и по пути к рингу разорвал его вдоль и обмотал кулаки.
— Итак, у нас два бойца вне категорий! Два черных урука, которые испытывают друг к другу личную неприязнь! — обрадовался усатый кхазад. — Полуголый с прической как швабра, и повар в фартуке со следом от ладони! Запишите их имена в протокол боев: Швабра и Фартук.
— Бахар Двухголовый! — рявкнул урук с ринга и ткнул пальцем в сторону Кюхельхена. — Вот мое имя.
Я вытер со лба мерзкие капельки пота обрывками полотенца и, рыкнул:
— Бабай Сархан!
— Гы-ы-ы-ы… — пронеслось над площадью, и те, кто был не в курсе, принялись скланять на все лады мое прозвание: — Страшилка Ублюдок… Пугало Выродок… Кошмарик Дегенерат…
Это не помешало кхазаду невозмутимо продолжить:
— Что ж, последний бой Орского Осеннего чемпионата! Вне категорий и без правил! Побеждает тот, кто остается на ринге! Есть желающие поучаствовать? Господа олог-хай, ваш боец?… Нет? Алёшенька, друг мой, может ты? Нет? Что ж… На старт! Внимание!…
— Ты не Резчик, ты сучий потрох, — проговорил мне в самое лицо Бахар Двухголовый, и татау на его руках заполыхали яростным, мощным багровым пламенем. — Ты умрешь сегодня.
А я ничего не сказал. Я топнул ногой, проверяя крепость настила и радостно осклабился: похоже, умирать сегодня придется не мне. Или — не только мне, что тоже в целом не может не радовать.
—…о-о-о-ой! — выкрикнул Отто Кюхельхен.