Великий и Ужасный. Фантастические рассказы

— Постой-ка тут, Вася. А я с ними пойду, договорюсь! — подмигнул сержанту Влас и шагнул вперёд, поправляя на голове высокую меховую шапку.

— Почему остановились? — Курт подозвал к машине фельдфебеля.

— Заминка, господин капитан. Партизан поймали.

— Где они?

— А вот, один сюда топает.

Вальтер посмотрел в ту сторону, куда указывал проводник.

По склону к ним спускался высокий бородатый старик в серебристом, как паутина, шерстяном плаще, в широкополой не по сезону шляпе, надвинутой на глаза, из-под которой виднелась седая борода, заплетённая в косу. Странный русский опирался на длинную гладкую палку. У ног его, виляя хвостом, крутилась огромная овчарка.

— Руки вверх, дед! И быстро… Смотри, без шуток! — скомандовал полицай.

— Я те сейчас покажу, кому тут лапы подымать! — пробасил старец и полез в карман плаща.

— Граната! Стреляйте! — крикнул кто-то.

— Ах, ты так! — полицай разрядил в старика винтовку…

Но к его несказанному удивлению дед не упал!!

— Твою мать, неужели промазал?! — он дал второй, а затем третий выстрел.

— А ну, давайте все разом! — захохотал седобородый старик.

В тот же миг серая собака Ивана прыгнула на предателя, разом откусив ему голову. Да и не овчарка это вовсе, а волчище, каких поискать.

Гитлеровцы старательно в упор расстреливали деда из автоматов, но тот стоял, заговорённый, и смеялся. Затем он вытянул руку, на которую, откуда ни возьмись, приземлился здоровенный ворон.

Навья птица громко приветствовала Хозяина:

— Харр! Харр!

Тут к своему ужасу Курт увидел, как этот старик свободной рукой поправляет край дурацкой шляпы. Как ее поля медленно приподымаются, обнажая открытый, широкий лоб мыслителя, мохнатые брови, и единственное страшное, неимоверное навье око. Это был глаз, пронизывающий взором насквозь, проникающий в самую подноготную, глаз, срывающий маски, то был леденящий душу глаз самого Одина — ужасного Игга — Отца павших [2].

— Боже мой! — застонал Вальтер.

— Думаете, сварганили себе железки — и самые сильные? Ну, да я вас ужо поучу! — седобородый Старик легонько толкнул высоченную корабельную сосну.

Та, не выдержав прикосновения, подалась вперёд и начала тяжело, медленно и верно падать.

Как только грянули первые выстрелы, Василий камнем упал в снег. Перекатился, уходя от пули, и замер, обомлев. Влас стоял, окутанный кольцами распоясавшейся вьюги. Разудалый сивый Мороз. Пространство ревело в его честь. Скрипели лесные великаны. Гигантская сосна рухнула на танк, сплющив, размозжив, размазав его в лепешку. Следовавшая за ним машина с офицерами исчезла среди вечнозеленой хвои.

За этой сосной повалились и другие, перегораживая путь.

— Ура! Бей фрицев! За Родину!

С обеих сторон на дорогу высыпали партизаны.

— Васька, ты чего? Ранили? — как ни в чем не бывало, ухнулся рядом в снег Кондрат.

— Не, скорее контузили. Посмотри на дорогу. Видишь там бородатого деда. Ну, лесника такого кряжистого, Власия!

— Да, где? Ни черта не видать! Никакого старика мы в отряде не держим.

— Да, вон! Там!

— Это, Вась, Госпожа Метелица фрицу Кузькину мать кажет.

— Может и так? — засомневался он, потому что его недавний Водчий исчез.

Испарился, пропал Влас, словно бы и не приютил старец Василия в странной обители, будто бы и не случилось ничего волшебного. Лишь искристый снег да морозный ветер лепили в воздухе замысловатые фигуры.

1996

Харбард должен быть доволен

Харбард должен быть доволен (2001)

Рассказ из фэнтезийной серии «Об Инегельде», впервые опубликован в газете «Фантаст» вып. 5, 2002, С. 12–13.

— Ты выдержал испытание, Инегельд! — молвил жрец, стиснув мою ладонь, и я впервые осознал, какие у него длинные паучьи пальцы. — Мы не погрешили против древнего закона, и Харбард [3]может быть доволен. Пришла пора расстаться, — еле слышно продолжил он.

— Да, отец и впрямь порадуется, — решил я, — хотя, конечно, ему ведомо всё на Свете, или почти что всё.

Едва полумрак девятой пещеры уступил права лучезарным детям Сол, нет, даже раньше… В тот самый миг, когда отец усадил меня на восьминогого скакуна впереди себя, уже тогда он ведал — я пройду все девять пещер. И, может быть, только теперь — пройду все девять миров.

— Прощай, учитель! — подумал я, пожимая, как равный, сухую старческую руку чуть ниже локтя.

— Боги подсказывают, что мы вряд ли встретимся с тобой у Хель, Инегельд, но и в Вальгалле нам не увидеться. Прощай! — ответил жрец, отступая во мрак последней пещеры.

Хель! Ха! Было бы о чем горевать. А главное — не сыну Харбарда, пусть даже приёмному, пугаться её указующего перста. Воистину, мир её безрадостен, царство безголосых, как и я, теней. То сама навь — откуда нет возврата.