Дверь скрипнула, тяжело сдвинулась с места. В проёме возник невозмутимый сторож и поставил на пол котел с похлебкой. Павел выругался — в мутной жиже виднелась лишь одна ложка.
— Не расплескайте! Я проголодался! — предупредил собрата Стас.
— Суп-то, похоже, из концентратов? Может, у них тут эта, продовольственная реформация? — зашептал ехидно Павел, отхлебнув из котелка.
— Тсссс… Микрофоны, — едва приоткрывая губы, под нос пробурчал Станислав. — Вот дураки! — уже громко сказал он, разглядывая ложку, — Говорил я этому режиссёру, если снимать крупным планом — мигом нержавейку признают. Ну, где вы видали при Реформации такие чистые, блестящие котелки? Эй! Стоп камера!
Дверь снова отворилась, бородатый сторож отошел в сторону, жестом приглашая их следовать за собой.
— Давно пора, — мне сына из детского сада забирать ровно в шесть. — обрадовался Павел. — И чтоб я ещё согласился на частную студию работать? Ни фига!
— А сценарий-то, сценарий какой дешёвенький! Плагиат, да и только! — выразил своё возмущение Станислав, пряча совершенно ненужные теперь очки в карман.
— Нет, чтобы своё придумать, они все Булгакова переиначивают, — поддакивал Павел коллеге, шагая по пустынным коридорам вслед за стражником. — Вон, давеча, пляски голышом на Сухаревке устроили, они думают, чем голее — тем ему приятнее, автору, на том свете живётся.
— Глянь, Паш! А студия вроде не наша. У нас никогда таких классных декораций не было — неужто спонсор объявился? — удивился Станислав, шагавший следом.
Стражник завёл друзей ещё в одну келью, окон тут вовсе не было, киношников да осветителей тоже не видать. Зато у стены стоял крепкий широкий стол, по которому в ужасном беспорядке были раскиданы свитки, гусиные перья… Но не это самое главное. По ту сторону стола сидел плотненький, упитанный человечек с оплывшим — надо думать, от постоянного поста — лицом. Там угадывался и второй, и третий подбородок. Человек сосредоточенно водил пером по бумаге, изредка макая его в массивную бронзовую чернильницу.
Павел оглянулся, его волнение передалось и Станиславу — он тоже оглянулся, стражник, таких пишут «в эпизодах», давно ушел. За ними была совершенно голая, но узнаваемая стена, чистая, как простыня невинной девочки.
— Чем я могу помочь, братья мои? — спросил человек, отрываясь от письма.
Он встал и обогнул стол, качнув его округлостями тела. Ноги незнакомца исчезали под рясой, и хотя Павел был ещё твёрдо убеждён, что там кроссовки «Три полоски», на худой конец ботинки, Стас его уверенности уже не разделял. Он узнал лицо, памятное по гравюре из школьного учебника. То и в самом деле был Мартин Лютер, «княжеский холоп».
— Чудны дела твои, Господи!? — молвил человек в рясе, оглядывая не по-людски одетых посетителей.
— Грим! — мелькнула спасительная мысль.
— Ошибаетесь, Станислав Олегович! В первый раз не угадали! — холодно заметил кто-то.
Из угла к ним шагнула высокая, худая чёрная фигура.
— Пригнись! — крикнул Павел.
Рука Лютера лихорадочно шарила по столу…
«Генеральский» эффект
Рыжей НЕчто
«Но потешались вы над ним,
Ведь был солдат бумажный…»
На третью ночь «кспэшного» слёта количество выпитого и спетого по всем законам философии превысило меру, и наши ряды заметно поредели.
Может, нестройные хоры, вздымавшиеся к небесам, распугали вечные звёзды, а, может, просто молодой ветер октября пригнал с запада облака — ночка выдалась на редкость тёмная. Ленивый месяц тоже не казал виду, и лишь россыпь пугливых искр нарушала тайны лесной черноты.
Когда Гордей вылез из палатки, продирая глаза, на «пентагоне» он застал самых стойких — Рыжую Нечто, Бродягу да Рената. Я, понятно, не в счёт, потому что в этот раз решил поберечь и без того уставшую печень, хотя в горле уже копились хрипы.
Впрочем, с лёгкой руки одного знаменитого писателя, пью я только воду, но это иная история, ставшая, по-видимому, притчей во языцах…
— Ау! — позвал Гордей. — Люди! Который нынче час?
— Какая разница? Хорошо сидим, — отозвался Ренат.
— Есть чего пожрать? Или — ничего «шамо не пришкокало»? — процитировал он известный анекдот о маленькой девочке, жующей «мяшо», и любопытном дяде.
— А то как же? Вон Нечто Рыжее скоко наготовила, поперчила и посолила, — улыбнулся Ренат, вынимая невесть откуда деревянную ложку и протягивая другу. — Сам выточил, пользуйся.
— Очень кстати, — обрадовался Гордей, благодарно взглянув на Юлю, которую больше знали под интернетовским ником, и, перевалив через бревно, опустил голые ступни в пепел кострища.
Я тоже глянул на неё украдкой и обомлел. Бродяга как раз подбросил веток, и пламя, проглотив их, заметно развеяло сумрак. В его языках резвились бесы, точно такие же чертенята бесстыже плясали в больших невинных девичьих глазах.
— Дай-ка гитару! — попросила она.
— Ого! Похоже, ты влип, парень! — подумал я, передавая инструмент.
— Добро! — подтвердил её идею Ренат, усаживаясь по-хозяйски и положив широченные ладони на крюк клюки, воткнутой перед ним.