Великий канцлер

– Взять бы этого Канта да в Соловки! – неожиданно бухнул Иван.

– Иван! – удивлённо шепнул Берлиоз.

Но предложение посадить в Соловки Канта не только не поразило иностранца, но, наоборот, привело в восторг.

– Именно! Именно! – заговорил он восторженно, – ему там самое место. Говорил я ему: ты чепуху придумал, Иммануил.

Товарищ Берлиоз вытаращил глаза на иностранца.

– Но, – продолжал неизвестный, – посадить его, к сожалению, невозможно по двум причинам: во-первых, он иностранный подданный, а во-вторых, умер.

– Жаль! – отозвался Иван, чувствуя, что он почему-то ненавидит иностранца всё сильнее и сильнее.

– И мне жаль, – подтвердил неизвестный и продолжал: – Но вот что меня мучительно беспокоит: ежели Бога нету, то, спрашивается, кто же управляет жизнью на земле?

– Человек, – ответил Берлиоз.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – но как же, позвольте спросить, может управлять жизнью на земле человек, если он не может составить никакого плана, не говорю уже о таком сроке, как хотя бы сто лет, но даже на срок значительно более короткий. И в самом деле, вы вообразите, – только начнёте управлять, распоряжаться, кхе… кхе… комбинировать и вдруг, вообразите, у вас саркома. – Тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме доставила ему наслаждение. – Саркома… – повторил он щурясь, – звучное слово, и вот-с, вы уже ничем не распоряжаетесь, вам не до комбинаций, и через некоторое время тот, кто недавно ещё отдавал распоряжения по телефону, покрикивал на подчинённых, почтительно разговаривал с высшими и собирался в Кисловодск, лежит, скрестив руки на груди, в ящике, неутешная вдова стоит в изголовье, мысленно высчитывая, дадут ли ей персональную пенсию, а оркестр в дверях фальшиво играет марш Шопена.

И тут незнакомец тихонько и тонко рассмеялся.

Товарищ Берлиоз внимательно слушал неприятный рассказ про саркому, но не она занимала его.

«Он не иностранец! Не иностранец! – кричало у него в голове. – Он престранный тип. Но кто же он такой?»

– Вы хотите курить? – любезно осведомился неизвестный у Ивана, который время от времени машинально похлопывал себя по карманам.

Иван хотел злобно ответить «Нет», но соблазн был слишком велик, и он промычал:

– Гм…

– Какие предпочитаете?

– А у вас какие есть? – хмуро спросил Иван.

– Какие предпочитаете?

– «Нашу марку», – злобно ответил Иван, уверенный, что «Нашей марки» нету у антипатичного иностранца.

Но «Марка» именно и нашлась. Но нашлась она в таком виде, что оба приятеля выпучили глаза. Иностранец вытащил из кармана пиджака колоссальных размеров золотой портсигар, на коем была составлена из крупных алмазов буква «W». В этом портсигаре изыскалось несколько штук крупных, ароматных, золотым табаком набитых папирос «Наша марка».

«Он – иностранец!» – уже смятенно подумал Берлиоз.

Ошеломлённый Иван взял папиросу, в руках у иностранца щёлкнула зажигалка, и синий дымок взвился под липой. Запахло приятно.

Закурил и иностранец, а некурящий Берлиоз отказался. «Я ему сейчас возражу так, – подумал Берлиоз, – человек смертен, но на сегодняшний день…»

– Да, человек смертен, – провозгласил неизвестный, выпустив дым, – но даже сегодняшний вечер вам неизвестен. Даже приблизительно вы не знаете, что вы будете делать через час. Согласитесь сами, разве мыслимо чем-нибудь управлять при таком условии?

– Виноват, – отозвался Берлиоз, не сводя глаз с собеседника, – это уже преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен, более или менее, конечно. Само собой разумеется, что если мне на голову свалится кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – ответил неизвестный, – никому на голову никогда не свалится. В частности же, уверяю вас, что вам совершенно он не угрожает. Так позвольте спросить, что вы будете делать сегодня вечером?

– Сегодня вечером, – ответил Берлиоз, – в одиннадцать часов во Всемиописе будет заседание, на котором я буду председательствовать.

– Нет. Этого быть никак не может, – твёрдо заявил иностранец.

Берлиоз приоткрыл рот.

– Почему? – спросил Иван злобно.

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в тускневшее небо, в котором чертили бесшумно птицы, – что Аннушка уже купила постное масло {9}, и не только купила его, но даже и разлила. Заседание не состоится.

Произошла пауза, понятное дело.

– Простите, – моргая глазами сказал Берлиоз, – я не понимаю… при чём здесь постное масло?..

Но иностранец не ответил.

– Скажите, пожалуйста, гражданин, – вдруг заговорил Иван, – вам не приходилось бывать когда-нибудь в сумасшедшем доме?

– Иван! – воскликнул Берлиоз.

Но иностранец не обиделся, а развеселился.

– Бывал, бывал не раз! – вскричал он, – где я только не бывал! Досадно одно, что я так и не удосужился спросить у профессора толком, что такое мания фурибунда {10}. Так что это вы уже сами спросите, Иван Николаевич.

«Что так-кое?!» – крикнуло в голове у Берлиоза при словах «Иван Николаевич». Иван поднялся. Он был немного бледен.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, товарищ Бездомный, кто же вас не знает, – улыбнувшись, ответил иностранец.