Великий канцлер

Как ни упрашивали его, как ни старались на него повлиять, он не сознавался в том, что к нему Варенуха явился в полночь, что рыжая Гелла пыталась ворваться в кабинет через окно.

Его оставили в покое, тем более что приходилось допрашивать Аннушку, арестованную в то время, так как она пыталась приобрести в универмаге на Арбате пять метров ситцу и десять кило пшеничной муки, предъявив в кассу пятидолларовую бумажку.

Её рассказ о вылетающих из окна людях и о дальнейшем на лестнице выслушали внимательно.

– Коробка была золотая, действительно? – спросил следователь.

– Мне ли золота не знать, – как-то горделиво ответила Аннушка.

– Но дал-то он тебе червонцы, ты говоришь? – спрашивал следователь, с трудом сдерживая зевоту и морщась от боли в виске (он не спал уже сутки).

– Мне ли червонцев не знать, – ответила Аннушка.

– Но как же они в доллары превратились? – спрашивал следователь, указывая пером на американскую бумажку.

– Ничего не знаю, какие такие доллары, и не видела никаких долларов, – визгливо отвечала Аннушка, – мы в своём праве. Нам дали, мы ситец покупаем…

И тут понесла околесину о нечистой силе и о том, что, вот, воровок, которые по целому мешку рафинаду прут у хозяев, тех, небось, не трогают…

Следователь замахал на неё пером и написал ей пропуск вон на зелёной бумажке, после чего, к общему удовольствию, Аннушка исчезла из здания.

Потом пошёл Загривов, бухгалтер, затем Николай Иванович, арестованный утром исключительно по глупости своей ревнивой супруги, давшей в два часа ночи знать в милицию о том, что муж её пропал.

Николай Иванович не очень удивил следствие, выложив на стол дурацкое удостоверение о том, что он провёл время на балу у сатаны. Не очень большое внимание привлекли и его рассказы о том, как он возил по воздуху на себе голую горничную куда-то на реку купаться, но очень большое – рассказ о самом начале событий, именно о появлении в окне обнажённой Маргариты Николаевны, об её исчезновении. Надо присовокупить к этому, что в рассказе Николай Иванович несколько видоизменил события, ничего не сказав о том, что он вернулся в спальню с сорочкой в руках, о том, что называл Наташу Венерой. По его выходило, что Наташа вылетела из окна, оседлала его и что он…

– Повинуясь насилию… – рассказывал Николай Иванович и тут же просил ничего не говорить его супруге…

Что ему и было обещано.

За Николаем Ивановичем пошли шофёры, потом служащие, запевшие «славное море» (Стравинскому путём применения подкожных впрыскиваний удалось остановить это пение)…

Так шёл день в субботу. В городе в это время возникали и расплывались чудовищные слухи. Говорили о том, что был сеанс в Варьете, после которого выскочили из театра в чём мать родила, что накрыли типографию фальшивых бумажек в Ваганьковском переулке, что на Садовой завелась нечистая сила, что кот появился, ходит по Москве раздевает, что украли заведующего в секторе развлечений, но что милиция его сейчас же нашла, и многое ещё, что даже и повторять не хочется.

Между тем время приближалось к обеду, и тогда в кабинете следователя раздался звонок. Он очень оживил вконец измученного следователя, сообщали, что проклятая квартира подала признаки жизни. Именно видели, что в ней открывали окно и что слышались из него звуки патефона.

Около четырех часов дня большая компания мужчин частью в штатском, частью в гимнастёрках высадилась из трёх машин, не доезжая до дома 302-бис по Садовой, подошла к маленькой двери в одном из крыльев дома, двери, обычно закрытой и даже заколоченной, открыла её и через ту самую каморку, где отсиживался дядя Берлиоза, вышла на переднюю лестницу и стала подниматься по ней. Одновременно с этим по чёрному ходу стали подниматься ещё пять человек.

В это время Коровьев и Азазелло сидели в столовой ювелиршиной квартиры, доканчивая завтрак. Воланд по своему обыкновению находился в спальне, а кот и Гелла неизвестно где. Но, судя по грохоту кастрюль, доносившемуся из кухни, можно было допустить, что Бегемот развлекался там, валяя дурака по обыкновению.

– А что это за шаги такие внизу на лестнице? – спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с чёрным кофе.

– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил коньяку. Он не любил кофе.

– А?.. Ну-ну, – отозвался Коровьев.

Идущие тем временем были уже на площадке третьего этажа. Там двое возились с ключами возле парового отопления. Шедшие обменялись с водопроводчиками выразительными взглядами.

– Все, кажется, дома, – шепнул один из водопроводчиков, постукивая молоточком по трубе.

Тогда шедший впереди откровенно вынул маузер из-за пазухи гимнастёрки, а шедший рядом с ним – отмычки. Вообще шедшие были снаряжены очень хорошо. У двух из них в карманах были тонкие, легко развёртывающиеся сети (на предмет кота), у одного аркан, ещё у одного под пальто марлевые маски и ампулы с хлороформом. У всех, кроме этого, маузеры.