Великий канцлер

Тут дверь стала открываться. Римский взялся за сердце, вошёл мужчина, и Римский узнал Внучату.

Директор даже отшатнулся и на некоторое время утратил дар речи. Внучата очень удивился.

– Что с тобой, Григорий Максимович? – спросил администратор каким-то не своим голосом.

Григорий Максимович оправился и произнёс:

– Ты меня так испугал… вошёл внезапно… Ну, говори же, где ты пропал?

И Римский протянул руку. Но как-то так вышло, что Внучата её не пожал. Администратор развёл руками и воскликнул:

– Ну и ну!

– Ну, ну, – нетерпеливо воскликнул Римский.

– Ну, в ГПУ и был.

– Я испугался, уж подумал, не задержали ли тебя.

– Зачем меня задерживать, – с достоинством скачал Внучата, – просто выясняли дело.

– Ты хоть бы дал знать…

Внучата хитро подмигнул и ответил:

– Дать знать… сказали – «не стоит», – и продолжал: – Ну-с, выяснили нашего дорогого Степана Богдановича.

– Где же он?

– В Звенигороде, в больнице, – торжественно сказал Внучата.

– Позвольте-е! – возмущённо вскричал Римский и сунул последнюю фотограмму Внучате, но тот даже и читать не стал.

– Плюнь и спрячь, – заговорил он, пододвинул кресло и, взяв сложенную афишу, заслонил ею лампу от себя. Римский глянул удивлённо, а Внучата пояснил: «да, глаз болит».Тут Римский всмотрелся и увидел, несмотря на затемнённый свет, что левый глаз у Внучаты запух, а под глазом синяк и что весь администратор выглядит очень плохо. Не то что бел, а даже жёлт, глаза странные, и, что кроме всего прочего, шея администратора завязана чёрным платком. Заметив, что Римский недоуменно глядит на чёрный платок, администратор пояснил с некоторым раздражением:

– Да всё из-за сегодняшней кутерьмы. В такси садился, высунулся… дверцей шофёр и прихлопнул, и глаз повредил, и шею, проклятый, изодрал. – Администратор потыкал в платок пальцем и вдруг так раздражился при воспоминании о неловком шофёре, что даже зубы оскалил. Тут что-то стукнуло в голову Римскому, он вздрогнул и подумал, что всё это странно. «Как же я?.. был он в окне? Или не был? Фу, глупости! Не мог, конечно, быть».

«Но тогда… – ещё мелькнула мысль, – выходит, что я галлюцинировал?» Необыкновенно скверно и тревожно стало на душе у директора. И, пожалуй, молчание продлилось больше, чем нужно, и пристально и тревожно двое смотрели друг на друга. Римский мучительно хотел спросить – прошёл ли Внучата через боковой ход из сада или через главный с улицы… «Спросить?» – резанула быстрая мысль.

И не спросил.

Вместо этого он попросил:

– Ну, рассказывай же.

Рассказ Внучаты был чрезвычайно интересен. В ГПУ обратили необыкновенное внимание на случай с директором «Кабаре» и разобрали его в один вечер. Всё выяснили и всех нашли. И всё расшифровалось.

Оказалось, что Степан Богданович, находясь уже, очевидно, в умоисступлении каком-то, не ограничился вчерашней попойкой в Покровском-Стрешневе, а начал, надо полагать, по инерции чертить и на следующий день. Так и было, как сказал Воланд по телефону. Степан взял машину и двух дам и, вместо того чтобы отправиться на службу, отправился, имея в машине водку, коньяк, а также Барзак… {44}

– Как, и про Барзак известно? – спросил заинтересованный Римский.

– Ну, брат, видел бы ты работу! – сказал многозначительно Внучата, – красота! Стало быть, Барзак… расположился на берегу реки…

Римский втянул голову в плечи, а глаза и руки возвёл к потолку. «Вы, мол, видите, добрые люди, какого директора посадили мне на шею?»

– …дам напоил до такого состояния, что просто непристойно рассказывать, сам нарезался до того, что отправился на телеграф зачем-то, свёл там дружбу с телеграфистом, напоил и его, а затем стал, шутки ради, «садить», как выразился Внучата, эти самые глупые телеграммы в Москву…

– Это невероятно… – тихо сказал Римский, не спуская взора с Внучаты.

– …никакого Масловского помощника во Владикавказе нет и не было…

– Но позволь, – вдруг остановил Внучату Римский, – но пометка на телеграммах – «Владикавказ»?..

– Ах, я же тебе говорю, – почему-то раздражаясь до такой степени, что даже вскочил, отозвался Внучата, – напоил телеграфиста, тот печатал вместо «Звенигород» – «Владикавказ»!..

Римский даже глазами заморгал, подумал – «чего он всё время раздражается», а вслух попросил:

– Ну, ну, дальше…

– Дальше оказалось лучше… Кончилось скандалом. Обоих арестовали… дам тоже…

Как ни был пышен рассказ Внучаты, какие бы в нём ни красовались авантюрные подробности и лихие приключения с битьём морды какому-то звенигородскому дачнику, с совместным и бесстыдным купанием с дамами на пляже, – этот изумительный рассказ всё менее и менее занимал Римского, внимание которого целиком поглотил сам рассказчик. И немудрёно. Чем дальше повествовал Внучата, тем страннее становился.