Должно быть, ее подключили к каким-то приборам, потому что стоило ей очнуться, как в палату тут же вошла медсестра. Минут через десять появился и доктор Пибоди.
Вид у него был торжествующий. Казалось, он все эти годы мечтал об одном — сказать ей, что время упущено и теперь ее может спасти только операция.
Норма оторвала маску от лица.
— Когда мне можно будет поехать домой? — прохрипела она. Пибоди окаменел на полуслове. Ради того чтобы увидеть его лицо, можно было потерпеть даже черные пятна перед глазами.
— Мисс Карстейрс... — начал он.
— Да знаю, знаю, — нетерпеливо перебила его Норма, — я умираю. Назначьте мне сиделку, чтобы я могла получать кислород дома.
Доктору Пибоди самому, кажется, не хватало воздуха.
— Что-нибудь еще? — ласково спросила Норма. Пибоди как ветром сдуло.
Как только он исчез, в палату вошел Бен.
— Подождите-ка, дайте, я угадаю. Вы отказались от операции?
Норма кивнула и, истощив запас сил, опустилась на подушку.
— Вытащите меня отсюда. Лучше я умру у себя дома.
Ленни говорил, что ей крупно повезло: пневмония оказалась не слишком серьезной. Боли, которых так боялась Норма, так и не появились. От перспективы потонуть в собственных жидкостях она тоже была милосердно избавлена. Оставалась только сильнейшая и непроходящая слабость. Поднять руку или перевернуться на другой бок казалось почти невыполнимой задачей. Повезло, говорите? Пожалуй...
Ленни переехал к ней. Бен навещал ее ежедневно. Раз в два дня приходила сиделка — помогала ей мыться и проверяла кислород.
Норма постепенно привыкла к кислородной трубке. Не будучи в силах изменить ход событий, эта штука хотя бы облегчала его. Норма представляла, с какой радостью принимали эту помощь ее наноработяги.
— Так значит, это Земля, да? — с улыбкой обратилась она к Бену. — Земля говорит во мне?
— Теперь я так не думаю, — раздраженно отвечал Бен. — Это просто глупость. Еще не поздно, и вы можете снова начать пользоваться FTV..
Позади него со страдальческим выражением лица стоял Ленни.
— Не уходи, мам... — тихо проговорил он.
— Все уходит, — сказала она спокойно, уплывая вдаль. — И я тоже.
Норма парила над лесом, а может, фабрикой — трудно было сказать наверняка. Мир внизу пребывал в лихорадочном движении. Огромные деревья стремительно росли и переплетались меж собой так густо, что отдельные ветви различить было невозможно. Дороги таяли вдалеке, превращаясь в кусты, а кусты плавно сменялись морем. Воздух полнился рабочими шумами: перестуком молотков, визжанием пил, людскими голосами. Повсюду в поте лица трудились похожие на паучков существа, а когда Норма пролетала мимо, они оборачивались к ней с тем, что называлось бы улыбкой, будь они укомплектованы необходимыми для улыбки органами.
Прямо из-под земли выросла скамейка. Норма приземлилась на нее.
«Все это я, — думала она, переполненная гордостью. — Каждый паучок, каждая машина и фабрика. Все я». Потом к ней подсел Энрико Карузо. Не тот грузный, страдающий ожирением Карузо со старых фотографий, а симпатичный и стройный, похожий на Марио Ланца.
Норма взглянула на него.
— Так ты теперь призрак?
Он рассмеялся звучным ванильным смехом.
— Вряд ли. Просто клетки твоего мозга одна за другой умирают, и мы подумали, что это самое меньшее, что мы можем сделать. Все это, — он взмахнул мягкой рукой по направлению к морю, — твой собственный мир. Он не имеет ничего общего с действительностью. Но поскольку это твой мир, ты видишь то, что хочешь видеть.
— А-а, — протянула Норма и улыбнулась. Разлитая в воздухе музыка разрешилась темой из «Трубадура» Верди. Эта мелодия была здесь весьма кстати, однако Норме не хотелось петь. Сейчас ей достаточно было слушать. — Ты случайно не знаешь, что сейчас происходит в моей комнате?
Энрико задумался на мгновение.
— Я знаю лишь то, что известно тебе. Ты впала в кому. Ленни рассказывает Бену о том, каким образом ты завещала распорядиться своими останками. Бен изобретателен, так что наверняка все устроит.
— Мы споем им?
— Обязательно. Всей сетью.
— Это то, чего вы хотели?
Энрико пожал плечами:
— Нам этого достаточно. А тебе?
Норма улыбнулась заходящему солнцу.
— Мне тоже.
Спускались сумерки. Океан бледнел в прозрачной пурпурной дымке, а вместе с ним и закат, и наступающая ночь. Все подаренные ей фантазией образы постепенно гасли. Тьма сгустилась, пока Норма вслушивалась в музыку деловитых наномашинок.
— Ты, конечно, этого не увидишь, — с сожалением заметил Энрико, когда наступила ночь.
Желая его успокоить, Норма нащупала его руку в темноте. Рука была теплой и сильной. Она крепко пожала ее и рассмеялась.
— Поживи с мое — и не такое увидишь.