Великий князь Николай Николаевич

По поводу сделанных предназначений государь император неоднократно говорил генерал-адъютанту Куропаткину: «Я твердо остановился на великом князе Николае Николаевиче и на вас как на будущих главнокомандующих фронтами в случае войны. Мое доверие к вам обоим у меня полное. Надеюсь, что на мой век вас хватит».

Но с течением времени эти слова были, однако, столь же твердо забыты: великому князю после 1905 г. пришлось нести на себе внутреннее недоверие монарха, а А.Н. Куропаткину, испортившему свою военную репутацию в течение Русско-японской войны, – начинать войну 1914–1918 гг. в роли командира Гренадерского корпуса, да и то после больших с его стороны хлопот.

Равным образом выветрилось и содержание февральского рескрипта 1903 г., с которым было знакомо лишь очень ограниченное число лиц.

Сообщая о состоявшихся предназначениях, государь писал в 1902 г. великому князю, что действовавшее в то время мобилизационное расписание № 18 должно оставаться без перемен и что изменения в плане действий, которые признает нужным внести великий князь, могут найти себе отражение лишь при составлении нового расписания № 19.

«Наиболее тревожит меня предвзятость, по-видимому, мнения Николая Николаевича относительно того плана, который он предложил государю, – так пишет в своем дневнике А.Н. Куропаткин. – Я всего более боюсь, что это будет решение для нас невыгодное – отдать без борьбы весь передовой театр и, не принимая боя на Нареве, или у Белостока, или на Червонно-Борской позиции, отступить к Барановичам или Минску».

Заботы того времени об организации высшего управления на случай войны с Центральными державами вовсе не имели под собой какой-либо задней политической мысли в смысле подготовки к внезапной войне. Напротив, находясь накануне возникновения затруднений на Дальнем Востоке с Японией, Россия не могла желать и, конечно, не желала никаких осложнений на Западном фронте. И даже более того, она стремилась заручиться миролюбивыми заверениями Германии и Австро-Венгрии, причем для скорейшего мирного улажения возникшей в то время македонской смуты бывший министр иностранных дел граф Ламсдорф специально ездил в столицу Австрии, в Вену.

Можно думать, что под влиянием тех же миролюбивых заданий и для обеспечения невмешательства в наши, осложнившиеся войной дальневосточные дела нами был заключен с Германией в тот же примерно период времени невыгодный для России торговый договор. Не является ли также лично подписанный императором Николаем II оборонительный договор между Россией и Германией, заключенный в противоречие с основным франко-русским соглашением и с надеждой «на привлечение к таковому впоследствии усилиями России Франции», еще одним доказательством излишней уступчивости главы русского государства своему западному соседу?

О договоре этом мне уже пришлось упоминать. Как известно, он был заключен в Бьорке 11 июля 1905 г. Инициатива его принадлежала императору Вильгельму II, мечтавшему в то время об изолировании Англии. Заключение же этого договора являлось единоличным актом императора Николая II, который подписал договор без предварительного обсуждения его содержания с министром иностранных дел и заставил скрепить таковой тут же находившегося морского министра адмирала Бирилева.

Более чем когда-либо на этом факте оправдалась впоследствии сказанная императором Николаем II фраза, что в России политика ведется лично императором!

Осенью 1903 г. великий князь Николай Николаевич совершил по своей новой обязанности будущего главнокомандующего Северо-Западным (германским) фронтом объезд линии среднего Немана, Бобра и Нарева, после чего с настойчивостью стал доказывать необходимость превращения Гродно в крепость, высказываясь за бесцельность расходования на Северо-Западном фронте каких-либо денежных средств ранее выполнения этой задачи. Таким образом, опасения генерала Куропаткина сбылись лишь отчасти. Как известно, мысль о создании вокруг Гродно крепости стала осуществляться много позже, и Гродненская крепость оказалась еще незаконченной к началу мировой войны.

Хотя крепости в эту войну потеряли вообще значительную часть своего прежнего значения, тем не менее из изложенного нельзя не видеть, что стратегические взгляды великого князя вполне сходились с основными мыслями наших позднейших оперативных предположений, согласно которым удержанию Гродно-Белостокского района придавалось исключительно важное значение и которыми также устанавливалась необходимость инженерной подготовки государства, начиная из глубины театра, а не от окраин. Такого способа работ требовала благоразумная осторожность. О борьбе на Нареве и средней Висле представлялось возможным думать, лишь прочно себя чувствуя в горловине Русско-Польского (передового) театра.