Великий князь Русский (СИ)

Котты-пессы-шоссы ускоренно отмерли, да и не годятся они для нашего климата. Но все равно, литвины до сих пор выделяются — держатся за свои остроконечные шапки, на круглые не переходят. Среди рынд Диминых полно знакомых по Москве лиц — младшие Ховрины, Голтяевы, даже внучок Всеволжа Андрей Кутиха и прочие. Мы вообще старались знать перемешивать и переселять — кого по службе, кого в опалу, чтобы подрезать сепаратизм. Так что на Вятке и Чердыни сейчас немало литвинов, на Литве — новгородцев, в Новгороде — галичан и так далее.

После торжественной встречи у трапа самолета (эх, если бы…), лобызаний и объятий, Шемяка сразу потащил в баню. Ну, я последний буду, кто от такого откажется, баня для русского человека вторая мать, да еще после дороги! Раньше-то я по баням все больше переговоры переговаривал, а здесь распробовал. Это же кайф, когда все правильно сделано!

А у Димы все по уму, всегда завидовал его умению налаживать жизнь. Баню он отгрохал прямо на берегу Днепра, из здоровенных бревен лиственницы.

— А что не из дуба?

— Дуб на стены и прочее городовое строение идет, — хозяйственно объяснил Дима, — а лиственница гниет меньше. Из нее еще все полы сделаны.

Отличная баня, а еще трофеи охотничьи в палате развешаны, шкуры волчьи да медвежьи, головы кабанов, туров и прочих зверюг. В такую баню не стыдно пригласить хоть из правительства людей, хоть из администрации президента, разве что освещение только свечное, но это на аутентику списать можно.

У кирпичной печки возился самолично отче Ипатий, подкидывая дровишки за чугунную дверцу. Он разогнулся, без малого уперся макушкой в тесины потолка и прогудел:

— По здорову ли, княже!

— Здоров, здоров… — и отошел в сторонку, давая Волку обняться с приятелем.

— Все готово, коли желаете, можно первый жар поймать.

Сунул нос в парилку и тут же выскочил обратно — этот прохиндей натопил так, что чуть глаза не полопались. И почему-то показалось, что там гуляет слабый хвойный аромат, хотя как раз парилку положено делать из ольхи или осины.

— Так мы кусочек намерено кедром пустили, как раз для запаха, — объяснил Шемяка, тоже сунулся было в парилку и тоже выскочил обратно: — Ипатий, твою мать! Сожжешь князей к хренам!

— Так обождите, — рассудительно посоветовал юрод. — Жар малость уляжется, а мы пока с Волком похлещемся.

И эта парочка нырнуло в адское горнило, откуда тут же донесся здоровой гогот, шлепки веников, мычание да охи.

В палату незаметно проскользнул Никифор Вяземский, а следом мой потешник из скоморохов Ремез и тихонечко устроились за столом, делая вид, что их тут нет.

— А-а-а-а! — вылетел из парилки Волк и, распространяя вокруг волну жара, выскочил через предбанник прямо на улицу, где рухнул в сугроб.

Над сугробом мгновенно поднялся столб пара, рядом бухнулся блаженно стонущий Ипатий. Они сделали еще один заход, затащив с собой Ремеза, отчаянно вопившего, когда его хлестали в два веника, а потом выбрались в палату и уселись с благостными рожами.

— Ну что, пошли мы? — Шемяка нахлобучил войлочный колпак, рукавицы и прихватил из кадки распаренный дубовый веник.

— Никифор, поддай!

Вяземский зачерпнул ковшом и плеснул издалека, чтобы не попасть под струю. Смешанная с квасом и мятой вода дала чумовую волну, ударившую в лицо, в стену, в спину…

Когда после третьего захода мы закончили париться, Волка, Ипатия и Ремеза в бане не оказалось. Наверняка отправились в загул, дай бог, чтобы город не спалили. Так и представляю, как эти трое веселятся под песни и похабные частушки скомороха — мужики вокруг ржут, как кони, девки и бабы демонстративно затыкают уши, а сами все равно слушают…

— Ох, хорошо… Вся скверна вышла, — растекся главный сыскарь.

Мы устроились за столом, завернувшись в льняные простыни, и потихоньку потягивали пиво, под которое Дима выставил самолично пойманную и засоленную до состояния воблы рыбу.

— Казимира короновали, — отдышавшись, начал серьезный разговор Никифор.

Три года тому назад старший брат Казимира Ягайловича польский король Владислав ввязался в «крестовый поход против турок» и весьма эпично погиб под Варной. И все три года польская и не перешедшая к нам литовская знать интриговали за королевский трон. Не без нашей, надо сказать, помощи. Партия Казимира за это время ухитрилась схарчить Михаила Жигмонтовича и посадить Казика на престол в сильно обгрызенном Великом княжестве Литовском. Но против его избрания королем упирались не только имевшие собственный интерес польские магнаты, в том числе происходившие из Пястов, но и литовские князья-бояре, как ни странно. Впрочем, почему странно — они вполне резонно опасались, что при едином правителе Польша быстро проглотит остатки Литвы.

— Что, уговорил Казимир литвинов? — потребовал я деталей.

— Да, ценой привилея, — Никифор повернулся к стене, подтянул суму и выудил из нее грамотку.

Мы с Димой чуть не стукнулись лбами над текстом «Общеземского привилея». Ага, уравнение в правах польской и литовской шляхты, гарантия независимости Литвы, пожалования землей только уроженцам Литвы, должности и звания тоже…