Великий князь Русский (СИ)

Илюха зажмурил глаза, представил — по берегам Дышучего моря поднимались городки и острожки, меж ними сновали лодьи да карбасы…

— Илья Гаврилович! Илья Гаврилович! — заголосил внизу отрок, приставленный на побегушки. — Корабли с моря!

В крепостице тоже затрубили тревогу и, схватив вместо пера саблю, Илюха выскочил из избы.

На раскате стоял, раскрыв рот, Затока и зачарованно наблюдал за невиданными кораблями — две мачты с прямыми и одна с косыми парусами, наверху здоровенные корзины, из которых торчали по одной-две головы, а в носу и корме целые дома с оконцами… Над парусами вились белые яловцы с красным прямым крестом.

Корабли встали в виду монастыря, спустили по лодке, каждая человек на десять и Головня облегченно выдохнул — с наворопа на крепость не пойдут. Кликнул монаха из андрониковских, разумевшего немецкую речь, два десятка оружных, вздел брони и отправился встречать.

— Кто будете?

Гости поклонились и протянули грамоту, на которой Илюха узнал великокняжескую печать:

— Джон Бейкер и Томас Кирби, по согласию с его величеством Базилием привезли запрошенное олово и свинец и готовы принять русский товар без ограничения, сколько поместится в корабли наши, именуемые «Гуд Хоуп» и «Гуд Траст».

Глава 5 Кольца и венцы

Обручение Юркино чуть не полетело под откос — в Твери открылся очередной мор. Так-то он начался на Николу Зимнего и шел до весны, как извещали, «кому явится железа, то наскоры умираша», а потом вдруг затих — то ли поветрие слабое, то ли внедряемые карантинные меры возымели действие. Но я прямо извелся весь: на обручение должна приехать туча народу, целый праздник, пир непременный, а ну как занесут заразу? Не держать же их сорок дней до въезда в город!

Потом плюнул и разрубил узел одним махом — отписал Борису Александровичу, что бережения здоровья ради делаем все малым чином, и не в Москве, даже не на любимом загородном дворе, а в великокняжеском селе Воробьеве. Там малолюдно, высокий речной берег, ветер, хоть какая-то защита от миазмов.

Тверской князь ответил, что резоны мои понимает и соглашается, но я так думаю, что не последнюю роль сыграли и финансовые причины: тащить в Москву большую свиту денег стоит, и немалых! А так — обойдется по минимуму, сплошная экономия. Разве что мамок-нянек придется брать целую кучу, нареченной невесте шесть лет всего, совсем дите. Юрке уже одиннадцать, серьезный такой молодой человек, но ему все это обручение в силу возраста как пятое колесо телеге. Куда завлекательней с ребятней в красном бору веселиться или шемякины книжки с картинками смотреть.

Золотой возраст. Забот почти никаких — только учись, но это же так интересно! Да еще родитель столько знает, он умней всех на свете! Ну, еще года два-три точно будет в рот смотреть, а уж там как повернется. Впрочем, тут с переходным возрастом борются просто и решительно — с пятнадцати лет считается взрослым. Назначу в соправители и перевалю часть груза… А, нет, нельзя — соправитель Шемяка, третьего не дано. Прямо хоть вводи порядки времен поздней Римской империи — два цезаря, при них два августа, итого четыре императора.

Сзади неслышно прохаживался Волк, пока я стоял на воробьевской круче, озирая крутой поворот Москвы-реки, будущие Лужники и далекое Семцинское село на Остожье. На заливные луга, едва зазеленевшие под весенним солнцем, уже выгнали стада на первые выпасы после проведенной в стойлах зимы… На другом берегу Москвы — Колычева слободка, Хвостовское село, вырубка голутвенная, Кадаши… Широко разбросанные избы с посеревшей после зимы соломой крыш, редкие шатры деревянных церквей. Амбары возле обоих кремлевских мостов, пока наплавных, но уже роют ямы под быки первого на Москве каменного. По дорогам в город и обратно катятся обозы, скачут конные и кажется, что ухо различает стук копыт, молодецкий посвист, щелканье кнутов да скрип тележных осей.

Дальше — Кремль, уже опоясанный красными кирпичными стенами, легкие дымки над бесчисленными слободами и деревнями, черные полосы свежей пашни, пригородные монастыри, белеющий на горушке Спас-Андрониковский собор и бесконечная русская равнина, уходящая невысокими холмами в синие леса на самом горизонте.

Но смотреть нужно из-под ладони, только так можно увидеть, оценить и впитать самое главное: простор и волю, что не вмещаются в узкий глазок подзорной трубы.