Великий князь Русский (СИ)

С прошедшей волоком частью каравана встретились в устье Чеши и в три седмицы добежали до назначенного места на Печоре. Добежали непросто, и буря на них вдругоядь падала, и мачты ломались, и волной раскидывало караван, но все равно кочи упрямо собирались воедино и шли на восход.

Вдоль Большого Заворота, за которым открывалась Печорская губа, поставили для следующих мореходов два знака, а сколь всего по пути — и не сосчитать.

В Печору входили в мелком дожде, помогая парусу веслами, уповая что здешнее устье не столь каменисто, как Двинское. Шли вверх рекою, мимо проток, на берег коих, мнилось, нога человеческая не ступала. Только птицы гомонили, будто люди…

Головня стоял на носу, высматривая подходящее место и озирая безымянные шири, которые Господь его руками покорит христианской вере и власти великого князя.

Место сыскали на третий день, изрядно далеко от моря, но зато близко от соснового леска. Сразу же принялись насыпать вал поперек мыса, а как закончили, срубили часовню и поставили в нее малый образ Николы Морского. Избы и частокол поднимали всей ратью, по раскладке, отчего росли они не по дням, а по часам. Ну как «избы»… Все под единой крышей рублено, ради здешних лютых зим, из любой избы в любую башню или амбар пройти можно, не выходя на улицу.

Головня, памятуя нападение чуди на Кемский погост, сторожился серьезно, выставлял дозорных и кажный день проверял их. Но — впусте, закончили без помех, самоядь местная прибегала на своих легких санках, но только смотрели издалека, но к острожку не приближались.

Привезенное с собой добро, товар и съестной припас сгрузили в амбар, малые кочи вытащили на берег и поставили на катки — на зиму оставалась почти сотня народу. Мужиков и баб велено было сажать на землю, чтобы изыскивали способы пропитания, а поставленному во главе Печерского острога Акиму передал Илюха государеву грамоту. В оной предписывалось самоядцев не утеснять, торговать с ними честно, под руку великого князя приводить добром и лаской, а коли ясаки платят, то переводить те ясаки на себя, но не жадничать.

Когда Илюхе оставалось два дня до отхода в обратный путь, в остроге объявился первый самоядец — не утерпел посмотреть на большой корабль. Объяснялся с ним взятый из Мезенского острога толмач, худо-бедно договорились — сторговали пять шкур за ножик, да подарили, как первому, стекляшек. За ним приехал второй, третий…

— Зря мы острог ставили, бачка, — посмотрел вслед очередному торговцу, отъезжающему от тына Аким, — оне тут мирные.

— Береженого Бог бережет, — хмыкнул Головня. — И острог тут больше не от местных.

— А от кого же? — удивился татарчонок.

— Немцев англицких из франциской земли давеча совсем выбили и торговлю им перекрыли.

— Ну ты хватил! — рассмеялся соратник. — Где та земля, и где эта!

— Не скажи, — поднял палец Илюха, — англяне народ настырный, везде свою выгоду ищут. Ход до Андреевского города уже знают, да по Студеному морю за ними не уследишь, еще от первого их каравана корабль якобы за мурманами отбился, а сам пути высматривал.

— Сюда не дойдут! — легкомысленно улыбнулся Аким.

— Как прознают, что шкурку соболя за алтын купить можно, так дойдут, не побрезгуют! Так что, Епифан, — Головня повернулся к старшему над новым острогом послужильцу, — сам бди, и людей строжи, чтоб не расслаблялись! Расселяй их по возможности, чем больше вокруг заимок да починков, тем крепче мы здесь встанем.

Провожали уходящие кочи всем острогом.

— Ну, Епифан, счастливо!

— И тебе Бог в помощь, Илья Гаврилович!

Илья еще разок глянул на желтеющие свежей рубкой стены и частокол, махнул рукой и по сходне забежал на кораблик.

— А за теми губами, в трех верстах от Югорской земли, за шаром, лежит остров Вай Хачь, где самоедские болваны стоят, — скрашивал обратный путь все тот же баешник-помор. — И тот остров смертный, запретный, кто на него ступит…

— Тьфу на тебя с твоими сказками! — посмеивался все тот же рыжеватый послужилец.

Обвыкася, почуял себя мореходом, теперь все нипочем!

— Ты лучше скажи, вот вы в море ходите, а коли кто помрет, то как же без отпевания погребать?

— То давно всем морским людям ведомо, — серьезно отозвался помор. — И не только морским, а кто в далекие походы с деды наши новгородцы ходил.

Не каждый ведь купец, что шел за пушной рухлядью или заволочским серебром, брал с собой священника. Порой на сотню верст окрест ни одного православного человека, не то что церкви, а требы ради спасения души исполнять надо. Вот и появились наставления, как причаститься без попа, да как схоронить товарища, коли такая беда случится.

На коче призадумались — куда еще судьба и воля великих князей бросит служилого человека, где найдешь свою смерть? Попутный ветер туго надувал паруса, и кораблики белыми птицами борзо резали волну, торопясь вернутся в Андреевск до того, как встанет лед.

— Илья Гаврилыч, — встрепенулся рыжеватый, — расскажи лучше, как ты в немцы хаживал!

— Ко фрязям или в англицкую землю? — усмехнулся окольничий Головня.

— А и туда, и туда! — тут же выпалил послужилец.