Великий князь в поход собрался

Нетрудно заметить, что составители всех трех версий, оперируя набором одних и тех же фактов и персонажей, умудряются за счет разной компоновки их выстроить чуть ли не диаметрально противоположные трактовки случившегося. И ведь что самое интересное, никто из них особенно и не лжет — нет, поворачивая события лета-осени 1316 года, они поворачивают их к читателю то одной стороной, то другой, и говорят часть правды, но только ту, что им выгодна больше всего.

Эта интрига не вызвала живейшего интереса у позднейших историков — «голодный» поход Михаила Ярославича не нашел полноценного освещения на страницах отечественных исторических сочинений, оказавшихся в тени противоборства Москвы и Твери. Нет, конечно, совсем забыт он не был — его истории так или иначе касались многие отечественные историки, от с В. Н. Татищева (который, кстати, сообщает любопытные детали, нигде более не встречающиеся, этого события[44]) до патриарха русской исторической науки С. М. Соловьева[45]. Отдельно отметил подробное, основанное на летописных свидетельствах, описание событий 1316 года, составленное В. С. Борзаковским (который придерживался новгородской версии случившегося)[46]. Однако с завершением эпохи больших нарративов интерес к этому событию спал — события 1316 года рассматривались обычно через призму московско-тверского соперничества как одни из ее эпизодов[47], и даже не самый важный, которому стоило бы уделить особое внимание. Лишь в работах, так или иначе связанных с персоналиями или с историей отдельных княжеств, а конкретно Тверского княжества, поход осени 1316 года несколько выделяется, но не настолько, чтобы стать предметом специального рассмотрения[48]. Впрочем, стоит отметить, что автор биографии Михаила Ярославича Н. С. Борисов, подводя итоги этой неудачной экспедиции тверского князя, отмечал, что провал этого похода «нанес первый тяжелый удар могуществу Твери. Неудача Михаила в этом походе во многом предопределила и его дальнейшие несчастья, и в конечном счёте гибель»[49]. Тезис весьма примечательный, но, к сожалению, не получивший, насколько нам известно, развития. Одним словом, есть смысл вернуться к этой истории и рассмотреть ее прежде всего в военно-политическом отношении.

Итак, после того, как тверские наместники были вынуждены покинуть Новгород. Очевидно, что и предварительный договор, заключенный непосредственно после сражения под стенами Торжка 10 февраля 1316 года, перестал действовать. Новгород отказался платить выкуп (между тем Юрий Даниилович все еще находился в Орде, и это обстоятельство не могло не беспокоить тверского князя). Власть великого князя в городе на Волхове была поставлена под сомнение, и Михаил должен был дать ответ, и ответ такой, чтобы новгородцы раз и навсегда уяснили себе, что спорить с ним выйдет себе дороже — нужен был урок, еще более наглядный и внушительный, чем тот, который был преподан новгородской «господе» в Торжке. Для этого, подчеркнем это еще раз, Михаилу нужно было собрать воинство, которое, по меньшей мере, не уступало бы тому, что выступило к Торжку несколькими месяцами ранее, тем более, что можно было ожидать, что на этот раз новгородцы все как одни (или почти все) встанут по защиту дома святой Софии, а не только новгородские бояре со своими послужильцами.

Что представляла из себя рать, которую собирал весной-летом 1316 года Михаил? К сожалению, характер и устройство русских «полков» 2-й пол. XIII–XIV веков до сих пор остаются «темной» страницей в истории русского военного дела. Касавшиеся этой проблемы работы, выходившие ранее[50], серьезно устарели (прежде всего в методологической части) и во многом представляют сегодня лишь историографический интерес. Последнее по времени выхода из печати исследование по военному делу Московского княжества захватывает интересующий нас период лишь отчасти[51]. Попробуем вкратце рассмотреть эту проблему, учитывая новые данные и трактовки.