Великий комбинатор возвращается!

   Убедившись, что во дворе никого нет, отец Федор, пригнувшись подбежал к забору, нащупал в траве ключ и открыл калитку. Схватив остолбеневшего Воробьянинова за рукав, Востриков втащил его во двор; святой отец с проворностью квартирного вора-домушника пошарил на крыльце под вязанным ковриком и, найдя ключ, отворил входную дверь. Искатели бриллиантов проникли в жилище мадам Грицацуевой и прошли в гостиную; шторы на окнах были задернуты и, несмотря на солнечный день, в комнате было темно. Вглядевшись в обстановку гостиной, Ипполит Матвеевич от неожиданности дико закричал, у него закружилась голова, он, мыча что-то несуразное, бросился вперед и упал на колени, – перед ним стояли стулья.

– Раз, два, три… двенадцать, – считал коленопреклоненный предводитель дворянства. – Вот они, его стулья, стулья мастера Гамбса, хранящие несметные сукровища!

Востриков, шарящий по шкафам в спальне, услышал странные звуки и поспешил в гостиную. Каково-же было его удивление, когда он увидел Ипполита Матвеевича, стоящего на коленях и обнимающего длинными костлявыми руками те самые стулья, сокровища которых завещала ему, святому отцу Федору Вострикову, умирающая воробьяниновская тещя.

– Не отдам! – взвизгнул предводитель дворянства и лягнул отца Федора ногой в живот.

– Да успокойтесь, дражайший Ипполит Матвеевич, сокровища, несомненно, Ваши, – засуетился Востриков, приводя предводителя в чувства. – Времени нет – надо искать!

Воробьянинов опомнился и достал из-под полы плаща кухонный нож; святой отец вытащил из-за пояса топорик для рубки мяса, который он позаимствовал в столовой желтого дома. Охотники за бриллиантами с ненавистью набросились на Древтрестовские стулья. И наконец последний двенадцатый стул был вскрыт, а бриллиантов не было

Как так, как так? – растерянно бормотал Воробьянинов. – Ничего, ничего нет! Как так? – по его, заросшим щетиной щекам, текли слезы отчаяния. – Все пропало!

Предводитель дворянства, одетый в лохмотья, сидел на полу среди растерзанных стульев и рыдал навзрыд.

– Успокойтесь, Ипполит Матвеевич! – Востриков был решителен. – Бендер перепрятал сокровища и я, кажется, знаю куда!

Воробьянинов вдруг резко вскочил с пола и, схватив святого отца за бороду, закричал:

– Так где-же мои бриллианты? Где?

Отец Федор высвободил бороду из рук предводителя и глядя ему в глаза сказал:

– Я раскусил этого Бендера! Сокровища зашиты в сидении автомобиля! – Востриков победно поднял кулаки вверх, – Теперь ему от нас не уйти!

– Что же нам делать? – запричитал Воробьянинов. – Что делать?

Отец Федор схватил предводителя за руку и поволок к двери:

– Быстро уходим, Бендер не должен нас видеть…

Грабители выбежали из дома, миновали двор и скрылись в зарослях запущенного городского парка. Удалившись на безопасное расстояние, приятели устало опустились на скамейку.

– Хитер, бандит! – отец Федор сверкнул маленькими злыми глазками. – Но меня не проведешь! Сокровища наверняка спрятаны в машине, и я их оттуда достану!

– Может, их и вовсе нет, этих бриллиантов? – неуверенно возразил Ипполит Матвеевич.

– Как-же нет? – удивился Востриков. – А автомобиль, а костюмы, – загибал пальцы святой отец. – На какие деньги, по-вашему, шикует товарищ Бендер? Надо спешить, а то нам, точно, ничего не останется, – отец Федор пододвинулся поближе к предводителю. – Однако, уважаемый господин Ипполит Матвеевич, я не согласен работать за десять процентов от стоимости сокровища; тем более, что без меня вы вообще ничего бы не нашли. Сорок процентов и ни копейкой менше – вот мои условия, дражайший Ипполит Матвеевич, – святой отец поклонился Воробьянинову.

– Зачем вам так много денег!? – возразил Ипполит Матвеевич.

Востриков поднялся, сделав вид, что уходит.

– Постойте, постойте! – остановил его перепуганный предводитель. – Я согласен дать Вам тридцать процентов.

Святой отец, не оборачиваясь, сделал еще несколько шагов.

– Хорошо, хорошо – тридцать пять процентов! – закричал Воробьянинов.

Отец Федор остановился, сокрушенно развел руками и, вздохнув, произнес:

– Только из уважения к Вам, я согласен работать за тридцать пять процентов, – и вернулся на скамейку.

– Только бы найти, а там посмотрим, сколько ты получишь, старый болван, – размышлял Востриков, подобострастно улыбаясь предводителю дворянства. – Только бы найти!

Дождавшись темноты в парке, сообщники окольными путями отправились к дому гадалки. Было темно и тихо, только изредка, перекликаясь, во дворах лениво лаяли собаки. Старгород отходил ко сну; люди ужинали, укладывали детей в кроватки, готовились к экзаменам, читали книжки при свете ночных ламп, страдали и целовались. Жизнь шла своим чередом.

И только два неприкаянных беглеца, обуянных жаждой легкого обогащения, высоко подняв воротники плащей и натянув шляпы на уши, прижимаясь к заборам, воровски крались по темным городским улицам. Глаза их сверкали неугасимым огнем, а головы были затуманены неизлечимой бриллиантовой горячкой, как это бывает с теми, кто поддался искушению дармовщины.