Великий крестовый поход

Лидра сидела неподвижно, словно статуя, изваянная из того же мрамора, что и трон, и в тусклом мерцающем свете лицо ее казалось таким же белым.

— Воины с материка, — продолжал Рид, — могут захватить ваши покинутые города и горько пожалеют, когда придет гибель! Но мы должны предусмотреть и постараться предупредить такую возможность. Все — и старая легенда, и то, что мне довелось увидеть и услышать сейчас, — заставляет меня опасаться Тесея. — Он помолчал. — Вот почему, госпожа, я спросил, какую весть он прислал тебе.

Лидра продолжала хранить неподвижность и непроницаемость. Рид уже испугался, не дурно ли ей, но тут она наконец заговорила:

— Я дала клятву молчать. Ариадна не может нарушить свою клятву. Однако ты и сам можешь догадаться, что он… хотел бы улучшить свои отношения с Лабиринтом… и не прочь заручиться моим содействием.

— Диорей именно это и сказал мне, госпожа. Э… э… а ты не могла бы потомить его в неизвестности? Затянуть переговоры, помешать ему действовать, пока все не кончится?

— Данкен, ты был выслушан. Решать должна ариадна. И приму я тебя теперь не скоро.

Внезапно плечи Лидры поникли. Она провела ладонью по глазам и зашептала:

— Не так легко быть ариадной. Я думала… я поверила, когда в священном месте мне было ниспослано видение… Я верила, что удел жрицы — нескончаемое счастье и что верховная жрица живет в вечном сиянии Астерия. А вместо этого? Бесконечное совершение обрядов, одно и то же, одно и то же… Свары, мелкие интриги, старухи с седыми волосами на подбородке всегда рядом, и от них некуда деваться, а девушки являются и танцуют с быками, и возвращаются домой, чтобы выйти замуж… — Она выпрямилась. — Довольно. Уходи. И ни слова о том, что было сказано между нами.

На следующий день они снова посетили свой заливчик.

— Давай искупаемся, — предложила Эрисса и, сбросив одежду, заплескалась в воде прежде, чем он успел ответить. Ее волосы черным веером колыхались над хрустальной прозрачностью, в которой белело ее тело. — Боишься, что холодно? — крикнула она и обрызгала его с головы до ног.

Какого черта? Он последовал за ней. Вода и правда была ледяной. Чтобы согреться, он принялся взбивать ее руками и ногами. Эрисса нырнула, ухватила его за щиколотку и утопила. Началась схватка под аккомпанемент смеха и отфыркивания.

Когда они вышли на пляж, ветер обжег их холодом.

— Я знаю средство от этого, — сказала Эрисса и кинулась в его объятия. Они упали на одеяло. Она злокозненно засмеялась. — А! Ты думаешь о средстве посильнее?

— Я… я ничего не могу поделать. О боги, как ты красива!

Она сказала очень серьезно и доверчиво:

— Я твоя, когда захочешь, Данкен.

Он думал: «Мне сорок, а ей семнадцать. Я американец, она минойка. Я из Атомного века, она — из Бронзового. Я женат, у меня есть дети, а она девственница. Я старый дурак, а она весна, которой до нее в моей жизни не было никогда».

— Для тебя это будет плохо, ведь так? — едва сумел выговорить он.

— Но что лучше? — Она прижалась к нему.

— Нет, погоди. Не шути. Тебе ведь придется расплачиваться, так?

— Ну… пока я тут и танцую, то считаюсь посвященной Богу. Только мне все равно! Мне все равно!

— Но мне нет. Лучше оденемся.

Он думал: «Мы должны стараться уцелеть. До каких пор? Пока не узнаем, уцелеет ли ее страна. А потом, если уцелеет, останусь ли я тут? А если не уцелеет, увезу ли я ее с собой? Но сумею ли я? И имею ли право?»

Она надела юбку и тунику, и они снова сели на одеяло. Она прильнула к нему и принялась теребить его бороду.

— Ты же всегда печальный? Там внутри? Ведь правда? — спросила она.

— Мне кое-что известно о грядущем, — ответил он, не осмеливаясь говорить яснее. — И во мне живет боль.

— Бедный милый Бог! Нет, я верю, что ты Бог, пусть ты в этом не признаешься. — Неужели ты обречен переживать каждое горе дважды? Но почему не каждый счастливый час? Посмотри, небо синее, а вода зеленая, и песок напитан солнечным светом, и вот чаша вина… Нет, дай я поднесу ее к твоим губам. Я хочу, чтобы эта твоя рука обняла меня, а вот эта лежала вот тут…

Постройка корабля продвигалась, но ценой постоянных компромиссов — из-за предрассудков кефтиу и их потребностей, из-за ограниченных возможностей технологии их века, из-за того, что о некоторых аспектах гидродинамики Рид, как он убеждался на опыте, имел лишь самое слабое представление. В результате галера оказалась меньше размерами, не такой маневренной, а главное, не столь разительным анахронизмом, как он надеялся.