Апанас молчал. Молчала и мать Апанаса: и он, и она были перепуганы, не привыкли слышать такое в своей хате. А Рыжий не умолкал — говорил, рассуждал вслух:
— Начальства все должны бояться. Тот не начальник, кого никто не боится. На шею, на голову тому сядут. Я это знаю. В тюрьме насмотрелся. Да и не только в тюрьме — всюду… Чтоб ты еще из дому не вышел, а людей дрожь брала: «Что со мной начальник сделает, если увидит, если на глаза ему попадусь?» Вот тогда порядок будет, тогда что прикажешь — всё сделают. А работы у нас хватит. Слыхал я сегодня там, в Ельниках, — наклонившись к Апанасу, почти зашептал Рыжий. — В лесу подозрительные люди шляются с оружием… Разное начальство советское… Да и те, что от армии отстали. Их всех переловить надо, перестрелять. А заодно и тех, кто им помогает. Вот почему и полицию надо организовывать, — повернувшись к матери Апанаса, талдычил Рыжий. — И чем больше ее будет, полиции, тем лучше для всех нас…
Мать, чтобы увести разговор от опасной темы, спросила у Рыжего:
— А про хронт что говорят, где сейчас немцы?
— Немцы? — ухмыльнулся Рыжий. — Немцы под Москвой. Через какую неделю и войне конец. Поцарствовали большевики, хватит.
— А что будет, когда немцы Москву возьмут? — допытывалась мать.
— Что будет? Жить по-новому будем. Землю разделим, колхозы распустим. Вот завтра на совещании расскажут. Только б не опоздать, — посмотрел Рыжий на Апанаса.
— А может, мне… не нужно? — с робкой надеждой в голосе спросил Апанас.
— Чудак ты! Сказано же, велено мне — быть самому и тебе передать, чтоб тоже был. У немцев порядок, это тебе не большевики. У них все расписано, где кому и когда быть, что делать. И попробуй не послушаться! Словом, так… Как можно раньше надо нам вставать, добираться до Ельников, чтоб на совещание поспеть, не запоздниться.
— Пешком? — посмотрел на Рыжего Апанас.
— Чего это мы пешком ходить будем? Нас же засмеют — начальство называется. Поедем!
— На чем поедем? Где лошадей возьмем?
— Вот староста так староста, — покачал головой Рыжий. — Это не ты у меня, а я у тебя должен спрашивать, на чем поедем. Да ладно уж, на первый раз прощаем. Я своих запрягу…
— Каких своих? — вытаращила глаза на Рыжего мать Апанаса.
— Тех, на которых сюда приехал. Я человек сельский и знал, что кони всегда сгодятся. — Рыжий тяжело поднялся из-за стола. — Ладно, в другой раз дольше посидим. А теперь домой пойду. Только бы не проспать завтра…
Шатаясь, ступил к порогу, надел кожух, на голову — шапку. Вскинул и винтовку на плечо. Долго, словно со стороны, любовался собою — с повязкой на рукаве, с винтовкой.
— А что, начальник и есть. Вполне! — произнес удовлетворенно и, не попрощавшись, вышел.
XI
Совещание старост, начальников полиции, сотрудников различных оккупационных управ проходило в бывшем районном Доме культуры — большом, с колоннами, здании, возвышавшемся прямо за площадью в самом центре Ельников. Площадь, как на ярмарку, была запружена подводами, когда к ней подъехали Апанас Харченя и Змитро Шламак.
Распрягши лошадей и привязав их к грядке своей же телеги, Змитро Шламак, а за ним и Апанас Харченя почти бегом — как бы не опоздать! — поспешили в зал. Но у входа их задержал, преградив путь винтовкой, полицай.
— Вы куда? — спросил строго.
— На совещание, — попятился от неожиданности Змитро.
— Документы!
— Какие еще документы?
— Что вы начальство, приглашены на совещание.
— Нет у нас никаких документов.
— Как это нет?
— Ну-у, не дали… Не успели еще дать, — поправился Змитро.
— Вы откуда?
— Из Великого Леса.
— А-а, это что вола на дуб встаскивали, чтоб ярмо на шею примерить? Ха-ха-ха, — захохотал полицай.
— Чего? — не понял Змитро.
— Вола, говорю, ваши отцы-деды на дуб затащили, чтоб ярмо примерить, — хохотал полицай, припомнив давнюю шутку про великолесских недотеп-мужиков. — Идите вон туда, — показал рукой на столик, который прятался в нише, как в коридорчике, и за которым сидела в наброшенном, на плечи пальто немолодая, грудастая и пучеглазая, как сова, женщина. — Там вам выдадут документы, а заодно и отметят, что вы, стало быть, приехали.
Фамилии Змитра Шламака и Апанаса Харчени в списке нашлись. И женщина, пристально осмотрев с головы до ног еще двоих служак нового, фашистского порядка, протянула им две небольшие голубые карточки — пропуска, взяв которые, Змитро и Апанас прошли в зал и сели.
Видимо, назначенное время приближалось, ибо зал быстро наполнялся разным, селянского обличья, людом, в основном мужчинами. Однако были среди приглашенных и женщины. Всего несколько, но были. Иные из мужчин громко разговаривали, здоровались со знакомыми, вообще вели себя свободно, словно на каком-нибудь очередном совещании, другие сидели тихонько, молчаливо и лишь боязливо озирались по сторонам, будто чего-то страшились или испытывали неловкость: были люди как люди, а тут подались в прислужники к новым оккупационным властям.