— И я не думал, пока не услыхал сегодня от Романа Платоновича, что наши отступают. А теперь вот задумался. Не все в деревне нами с тобою довольны, тем, что мы делали. И на ком они зло сорвут?.. Не надо пророком быть, чтоб сказать: на нас, на семьях наших.
— Да ведь немцы сюда могут и не прийти.
— Могут… А могут и прийти.
— Придут — тогда будем и думать.
— Тогда поздно будет думать, Иван. Поздно… — Василь помолчал, прищурил глаза, потоптался на месте, добавил: — Да если и не придут немцы сюда, все равно несладко нам будет.
— А где, кому сейчас сладко?
— На фронте хотя бы знал, кто ты и что от тебя кому надо. Солдат, как все… А тут… С одной стороны — с семьей, с женкой, вроде бы дома… А с другой… Все время рвать нутро будет думка: не так, не так живешь, как все, не то делаешь…
— Но ведь, Василь, кому-то же и то делать надо, ради чего оставили нас с тобой.
— Понимаю, Иван, потому и не противился, не просил Романа Платоновича, чтоб избавил меня от этого, не оставлял в деревне. Я тоже, как и ты, солдат партии. Что прикажут, то я и сделаю. Но думать, думать буду. И перед тем, как что-то сделать, и еще больше после того, как сделаю. Я понимаю — иной раз о чем-то не надо думать, надо просто действовать. А не могу, все равно думаю. Слыхал я как-то: нельзя обо всем думать, мозги перегорят. Но и не думать…
— Думать, конечно, надо, — согласился Иван. — В чем-то ты, наверно, прав, предосторожность тут не помеха. Но… Давай пока в то, далекое, не заглядывать. Подумаем о том, что ближе…
— Обо всем, Иван, обо всем надо думать. И о том, что ближе, и об отдаленном.
«А он не простак. Нет, не простак, — снова и снова возвращался к давешней мысли Иван. — Жаль, я считал его простоватым и мало встречался с ним один на один, мало разговаривал…»
А Василю сказал:
— Будет у нас еще время обо всем подумать. И о близком, и о дальнем. Подумать и поговорить.
— Да уж не без этого, — вздохнул, набрал полную грудь воздуха Василь. — Шевелить мозгами придется. Потому что на веру все принимать… Я и раньше не очень-то принимал, а теперь… буду думать еще больше, чем прежде…
И первым тронулся с места, зашагал вперевалку по дороге. По серой широкой песчаной дороге, которая уходила, готовилась нырнуть в подернутую вечерней дымкой, уже не зеленую, а какого-то неопределенного цвета, почти синюю стену леса — над ним еще багровело небо: там, где-то совсем близко, только что село, запахнулось в подол тучи солнце.
Вслед за Василем двинулся и Иван, обдумывая, «пережевывая» то, что услыхал от своего напарника, недавнего секретаря. «Зря я мало разговаривал с ним прежде. Польза была бы. И мне, и ему, и делу, которое мы обязаны были делать, и делали, и, скорее всего, будем делать и дальше», — бежали, роились в голове мысли.
VI