Великий лес

И это свидание с Эрикой, которая высказала ему правду об их совместной жизни и заявила, что уходит к кому-то другому, с кем она познакомилась и кого полюбила. «Не хочу я туда возвращаться», — взорвался он во время очередной беседы, которая была допросом. Они посмотрели на него как на сумасшедшего. «Само собой разумеется, что вы уже не сможете туда вернуться». Но, видимо, они все-таки не сказали правду, потому что его по-прежнему видели только четверо. Пока, наконец, ему не вернули его вещи, даже ремень из крокодильей кожи со спрятанной в нем тоненькой железкой и чужими деньгами, каждую мелочь, вынутую из его карманов, и не отвезли домой. Ему вручили удостоверение личности на имя Юзефа Марына и попросили, чтобы он, однако, не покидал своей квартиры. Три, нет, даже четыре дня он жил в этой квартире вместе с Эрикой. Она готовила ему еду, но они не разговаривали друг с другом ни о прошлом, ни о будущем. Они не спали вместе, впрочем, с ним случилось что-то странное — у него пропала охота к этим делам. Он чувствовал себя измученным, выжженным дотла. Он читал, спал, смотрел телевизор, бродил по квартире в мягких шлепанцах. На четвертый день за ним приехали на машине, вручили приказ о назначении на должность охотинспектора, ждали, пока он упаковывал вещи и садился в поезд. Тогда он и узнал, что на свете есть деревушка Морденги, до которой он должен был потом еще ехать автобусом. «Ради вашего же блага, — сказали ему на прощание, — не приезжайте ни в столицу, ни в какой-нибудь другой большой город». Ему сообщили пароль. Он обрадовался, что для него закончилось безделье, что он окажется в больших лесах и в одиночестве сможет верхом мерить лесные тропки и дорожки. Плохо, однако, что он поселился в лесничестве Кулеши и должен был слушать, как скрипит кровать наверху. Это пробудило в нем злобу, углубило чувство страха, что он стал таким же, как тот тип, который выслеживал его из-за ревности, потому что после допросов в полиции уже не мог жить с прислугой из отеля. Неужели такой конец ожидал и его, Юзефа Марына?

…В сумерках он задернул шторы и зажег в комнате свет. Потом позвонил на телефонную станцию отеля и сообщил, что спустится на ужин и, если кто-то ему будет звонить, пусть перезвонит через чае. На момент он заглянул в зал, где играл оркестр, но на площадке еще никто не танцевал. За столиками сидели одни проститутки и было очень мало мужчин, преимущественно арабы. Он поел в баре, потом, однако, снова спустился вниз и, закурив сигарету, задержался в коридоре возле дамского туалета. На любой географической широте те, кто хочет женщину за деньги, попросту ждут проститутку в коридоре, ведущем в женский туалет. Проститутки ходили туда все время — чтобы подкраситься, но всегда цель была совершенно другой.

Мимо него прошли несколько из них, он остановил высокую, худощавую блондинку с длинными волосами, в белой вышитой блузочке и в белых шароварах. Она немного напоминала Эрику, едва напоминала, потому что красота Эрики была почти совершенной, а у этой — средней.

— Мы могли бы провести пару минут в моей комнате, — сказал он ей по-немецки. Она окинула его внимательным взглядом, потому что он показался ей подозрительным. Он был слишком красив. Такой мужик может выйти из отеля на улицу — и любая из так называемых честных девушек, которые любят гулять возле отеля, будет к его услугам. Она, однако, не исключала, что этот тип предпочитает проституток.

— Надолго? — спросила она на слабом немецком.

— Два-три часа…

Девушка кивнула головой.

— Я скажу своей подружке и сейчас же к вам приду. Какая у вас комната?

— Я подожду здесь, — пожал он плечами.

Он не хотел называть свой номер. Перед тем как пойти к Марыну, она могла спросить о нем в регистратуре и узнать, что он не иностранец.

Она кивнула и вернулась в зал для танцев. С собой у нее была только пестрая косметичка — как у каждой проститутки. Никаких сумочек и документов. В косметичке пачка презервативов, помада, карандаш для бровей, платочек, какие-нибудь пустяковины, зажигалка, сигареты.

Скоро она вернулась, и Марын снова почувствовал в ней недоверие.

— Может, сначала чего-нибудь выпьем? — предложила она.

— Это можно сделать у меня, — ответил он. Когда они шли по коридору, она спросила:

— Ты надолго приехал?

— Видно будет, — сказал он. — А ты что? Работаешь на полицию?

Она притворилась обиженной. Не ответила ни слова, он же, открывая дверь и пропуская ее в комнату, с удовлетворением констатировал, что не потерял профессиональных навыков: польские газеты, которые читал, перед выходом он старательно сложил и спрятал в ящик стола. Нигде не было ни одной мелочи, которая ей или кому-нибудь другому могла бы хоть что-то сообщить о человеке, живущем в этом номере.

— Мне хочется выпить, — заявила она, остановившись посреди комнаты.

— Я не пью, — зевнул он.

— Но я пью.

— Вода в кране. А стакан в ванной.

— Я беру вперед. Давай бабки, — сказала она грубо.

Марын перестал улыбаться. Тогда она направилась к дверям.

— Подожди, — сказал он и полез за портмоне. Вытащил из него пачку марок и бросил на письменный столик.