Тем временем Марын пообедал в гостиничном ресторане и в ближайшем магазине купил булок и сыру на случай, если Вероника захочет есть. Но так как она заснула, он удобно вытянулся на кровати и до поздней ночи читал газеты. Читать он себя попросту заставлял, политика никогда его не интересовала, а разные сенсационные информации и репортажи, с помощью которых редакции боролись за читателей, казались ему нудными. Даже собственную жизнь он считал обычной и неинтересной, хотя, если бы кто-то захотел описать неделю работы Кристофера Баллоу, это, может, была бы для читателей самая захватывающая история. Но сам он не хотел вспоминать Баллоу и его дела. В нем глубоко сидел навык, выработанный годами, а может быть, закодированный в генах, что быть собой означало быть тем, кем тебя создали в этот момент. Когда-то он был Баллоу и жил как Баллоу. Сейчас он стал инспектором охотнадзора и ведет себя как инспектор охотнадзора. Такому человеку, как он, в любой шкуре должно быть хорошо, как актеру в новых ролях и в новых костюмах. Эрика не понимала этого, раз приехала к нему, чтобы оставить новый «опель», потому что Кристофер Баллоу когда-то любил именно эту марку. Зачем такая машина инспектору охотнадзора? Он заснул в одежде, при зажженном ночнике. Его разбудил голос Вероники:
— Почему вы не разделись? Я чувствую себя хорошо.
— Я просил тебя, чтобы ты называла меня Юзва, — ответил он. Погасил свет, разделся и залез под одеяло. Но ей не хотелось спать, она чувствовала себя отдохнувшей.
— Твоя жена Эрика когда-нибудь была беременна?
— Нет.
— Почему?
— Мы не чувствовали потребности в ребенке. Это бывает в некоторых браках.
— У тебя нет детей ни от одной женщины?
— Нет. А впрочем, почему тебя это интересует? Я догадываюсь, что ты разговаривала с Эрикой, когда она приезжала в Морденги. Но я не хочу говорить ни о ней, ни о себе.
— Она назвала тебя оборотнем…
— В самом деле она меня так назвала? Это странно. — Марын задумался. — Она увидела лес вокруг и узнала, что я работаю охотинспектором, который ловит браконьеров.
— Она имела в виду не это. Скажу тебе прямо, Юзва: она мне не понравилась. Она красивая, но холодная.
— Ты ошибаешься. Это женщина с большим темпераментом. А вот ты холодная.
— Откуда ты знаешь?
— Это понятно. Кулеша хотел с тобой спать, а ты этого не любила. И об это разбился твой брак.
— Твоя жена говорила, что у тебя было много женщин. Ты, наверное, знал много таких, как я. Наверное, ты слышал и о том, что со мной когда-то сделали в лесу. До брака я и понятия не имела, что сближение с мужчиной будет причинять мне боль. Я просто замыкаюсь перед мужчиной. А кто хочет меня открыть, тот причиняет мне боль.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Так просто. Потому что мне не хочется спать. Я спрашивала у доктора, можно ли от этого вылечиться. Он сказал, что это трудное дело. Надо сначала избавиться от страха и отвращения, которые сидят в женщине, а это почти невозможно.
— Я не разбираюсь в этом, — зевнул Марын.
— А если бы мне в самом деле хотелось какого-нибудь мужчину, я тоже бы боялась?
— А ты кого-нибудь хотела очень сильно?
— Нет.
— Скорее всего ты никогда никого не захочешь. Это заколдованный круг. Не захочешь, потому что будешь бояться. А будешь бояться, потому что не захочешь.
Он хотел погасить свет, но она попросила, чтобы он с ней еще немного поговорил. Юзеф понял, что после операции она чувствовала себя освобожденной, к ней вернулась уверенность в себе и радость жизни. Может, еще немного действует наркотик и он развязал ей язык?
— Ты больше не любишь Эрику?
— Даже не желаю.
— Она сказала, что вы получили развод заочно, потому что ты находишься за границей. А ведь это не правда.
Марын резко сел на кровати. Потянулся к брюкам и вытащил из них ремень. Вероника подумала, что он ударит ее этим ремнем. Но он вынул из него тонкую железку, что-то вроде бритвенного лезвия. С этим он подошел к лежащей Веронике и уселся возле.
— Послушай, Вероника, — сказал он, глядя на нее без своей обычной улыбки. — Ты распечатала письмо Эрики, которое предназначалось только мне. Если я узнаю, что ты сказала кому-нибудь о том, что в нем было, я перережу тебе горло. И брошу в болото в лесу, где никто тебя не найдет. Я уже знаю несколько таких мест.