Великий лес (журнальный вариант)

Когда Марын возвращался в лесничество, в нем проснулось давно забытое ощущение, какие-то сомнения, которые можно было бы назвать угрызениями совести. Он не был уверен, правильно ли поступил, унижая Карася и делая его зависимым от своей милости, вместо того чтобы попросту отдать его в руки правосудия. До сих пор все, что совершал Марын (а ведь это были поступки в сто раз хуже, чем история с Карасем), оправдывалось интересами фирмы. У мира была своя мораль и своя оценка человеческих дел и поступков, но вместе с тем он мирился с существованием фирмы и десятков подобных фирм и тем самым санкционировал внутреннюю мораль работающих там людей. В мире было свое добро и зло, но у фирм тоже было свое добро и зло. Много он тогда совершил такого, что в общепринятом смысле было плохим, но оказывалось хорошим. Немножко любить кого-нибудь – это хорошо или плохо? Обычно считают, что любить – это хорошо, это по-человечески. Марын немного любил Иво Бундера, но по отношению к фирме это оказалось даже безнравственно. За то, что он любил Бундера, что не поступил с ним так, как обязывали инструкции, его и приговорили к этому лесу и на одинокую охоту на зверей, подобных Карасю. Можно любить собаку, но если пес взбесится, необходимо убить его не моргнув глазом, потому что он может покусать других. Бундер вошел в здание полиции – это было хуже, чем укус бешеного пса. Поэтому, оглядываясь назад, Марын уже твердо знал, что нельзя никого любить, потому что можно повести себя недостойно и даже аморально, потому что подвергнешь риску фирму. Но здесь, сейчас? Что бы он ни делал теперь, он делал это не для фирмы, а для себя и под свою ответственность. Он уже не мог заслоняться моральными ценностями фирмы, а должен был выработать собственные ценности, что, впрочем, не так-то просто для человека, который столько лет занимался тем, что считается плохим и аморальным, хотя с другой точки зрения (именно с той, к которой он привык) это было и хорошо, и нравственно. Не чересчур ли это – требовать от кого-то, чтобы он внезапно, за один день вновь обрел давние ценности, если он много лет избавлялся от них и даже старался их забыть, потому что в противном случае он оказался бы никуда не годным работником, издерганным сомнениями. Почему же, если он столько лет внушал себе, что все человеческое ему чуждо, сейчас должен был считать, что все человеческое ему близко? Ведь он вернется в тот мир, откуда прибыл сюда, и снова для него будут существовать только интересы фирмы.

Дома он разогрел супчик из банки, опять капустный. В комнате, где он жил, не было стола, и миску с едой он поставил на подоконник, придвинул хромоногий табуретик и, поглощая суп, смотрел на Веронику, которая уже второй день стирала во дворе.