Великий лес (журнальный вариант)

Он уселся на унитаз и в этот момент заметил висящую на веревочке над ванной свою выстиранную рубашку и женские трусики. То ли Хорст Собота прятал кого-то в своем доме? То ли в доме была какая-то женщина? Он не хотел углубляться в эти дела. Хорст Собота имел право на свои тайны, имел право делать и говорить то, что противоречило одно другому. Он ненавидел лес, а все же пошел осматривать мертвые вязы. Говорил, что живет один, а в ванной сушились трусики. Самое плохое, что рана пульсировала легкой болью, и он чувствовал внутри ту же самую, что и ночью, сосущую и давящую в груди тяжесть.

Тем временем Хорст Собота и лесничий Кондрадт шли просекой между высоким сосновым лесом, который насквозь просвечивало солнце, и семилетним молодняком, давно требующим прочистки. Молча, тяжело дыша, они дошли до большой лесной поляны и пересекающей ее дороги, обсаженной старыми вязами. На фоне бушующей зеленью поляны два ряда огромных сухих деревьев выглядели как две шеренги скелетов. Высокие, по сорок метров, с шершавой корой, местами полопавшейся от морозов, с налетами серого моха. Ни в прошлом году, ни в нынешнем уже не распустились листья, которые так необычно выглядели. Листья были мохнатые, в виде эллипсов, с двойными зубцами, толстые, а с внутренней стороны более светлые и тоже мохнатые. Они умерли от голландского лесного сифилиса, принесенного оглодками и просочившегося в жилы дерева, как бледная спирохета проникает в кровь, текущую в жилах человеческого тела.

Прекрасное дерево, твердое, хоть и легкое в обработке. Годится на фанерование, на обшивку бортов, потому что устойчиво к гниению в воде. Хорошо оно и для красивой столярки, для королевских столов. В их тени когда-то ехали на охоту короли на великолепных конях, магнаты, дворяне. Хорст Собота и лесничий Кондрадт долго стояли, глядя на скелеты деревьев, перед величием смерти, которая вступила сюда и которая вскоре их тоже должна была встретить, потому что их время уходило. Хорсту было больше лет, но Кондрадт сильнее болел. Они стояли возле королевской дороги и смотрели, все время смотрели на засохшие вязы. Их поражала мысль, насколько беззащитным иногда становился лее и как легко было причинить ему боль.

– Если по правде, Хорст, – вполголоса сказал Кондрадт, – то я не верю ни в какие грибки. Вязы – это королевские деревья, и им не хватало монаршего величия. Несколько лет тому назад здесь был барон Бонацубона, который владел этими лесами, а теперь владеет где-то маленькой аптекой. Он рассказывал мне, что королей на свете все меньше и вообще уже нет императоров.

Собота подумал, что Кондрадт говорит правду. Еще три-четыре года назад в это время каждый из огромных вязов напоминал зеленый кувшин, наполненный шумом мохнатых листьев. Еще не так давно раскидистые кроны затеняли королевскую дорогу и были враждебными любому лесному пришельцу, потому что с каждым годом требовали все больше воды и солнца. А сейчас первый весенний ветер поломал самые тонкие сухие отростки, которые бессильно свисали с верхушек деревьев и с концов толстых стволов. Остановилось течение соков, поднимающихся вверх по невидимым в стволе каналам. Зачем кому-то вязы, если уже нет ни королей, ни императоров?

Юзефа Марына разбудил громкий стук в двери со стороны подворья. Он вскочил, набросил китель и пошел открывать.

За дверями стоял лесничий Кулеша. Пьяный, с красной круглой физиономией, небритый.

– Здесь моя жена, – буркнул он Марыну.

– Я об этом ничего не знаю. Извините, что я в таком виде, но я спал, – объяснял ему Марын.

– Этот проклятый старик, Хорст Собота, отобрал у меня жену, – крикнул Кулеша, упираясь рукой в косяк, потому что на ногах он стоял неуверенно.

– Его нет. Он пошел в лес.

– В лес? Он, кажется, никогда не ходит в лес.

– А однако пошел с каким-то старым лесничим, – спокойно объяснял Марын. – И что у него общего с вашей женой? Почему здесь должна быть ваша жена?

Кулеша пытался оттолкнуть Марына, но тот стоял в дверях и загораживал ему дорогу.

– Вы ничего не понимаете, – Кулеша боролся с Марыном. – Она была его любовницей. Она вернулась к нему, а я ее за это убью. И ее, и его. Пустите меня, я ее тут найду. Марын взял под руку лесничего Кулешу и решительно проводил до калитки.

– Советую вам пойти домой. Вы пьяны, – сказал он.

Вернувшись в сени, он старательно закрыл двери. Через приоткрытое окно комнаты до него еще какое-то время долетали громкие крики Кулеши. Потом они стали тише и наконец отдалились.