Великий лес (журнальный вариант)

На этот раз она подробно рассмотрела фотографию человека, который прямо в объектив фотоаппарата целился из своего ружья, а на втором снимке он, уже без ружья, лежал на земле с лицом, искаженным страданием. Да, это, кажется, был тот третий мужчина, который в молодняках, когда она была почти без чувств от водки, лег на нее после Будрыса и Карася и надевал ее, как на колышек, искривляя лицо с таким самым выражением, как на снимке, сделанном Марыном. Только тогда это была гримаса наслаждения, а здесь – страдания и боли.

И снова она взяла эту фотографию в левую руку и приблизила к глазам, а правой задрала платье. Минуту спустя она с удивлением посмотрела на свои пальцы, покрытые влажной росой. Она поднесла их к лицу, и впервые в жизни запах собственного тела наполнил ее желанием. Она была так ошеломлена этим, что, как пьяная, вышла во двор. «У меня есть какая-то тайна, и поэтому я не такая, как все», – подумала она.

За воротами стоял Хорст Собота, а возле него на своем мотоцикле сидел Кароль Стемборек.

– Видите, пан Собота, эти оструганные колышки возле вашего дома и сада? Завтра рано утром сюда приедет землеустроитель и отведет место под лесопилку. День и ночь тут будет визжать пилорама, а ветер понесет опилки на ваши фруктовые деревья. Продайте дом, пока не поздно.

Хорст Собота повернулся и, как слепой, не заметив Веронику, беззвучно шевеля беззубым ртом, пошел в сарай. А Кароль Стемборек, удобно усевшись на мотоцикле, радостно кричал ему вслед:

– Здесь будет лесопилка... лесопилка... лесопилка.

Стемборек поднял на лоб мотоциклетные очки, и Вероника видела его глаза – широко открытые и полные огромного счастья. Стемборек чувствовал, что стал плохим человеком. По другую сторону дороги темной стеной стоял лес, который наверняка теперь его полюбит.

– Лесопилка... лесопилка... – кричал Стемборек.

Вероника побежала за Хорстом. Старик вошел в сарай, снял крышку с гроба и начал в него залезать.

– Хорст! Хорст! Что ты делаешь? – закричала она, хватая его за плечи.

– Отойди, женщина, иначе я тебя ударю. Отойди, говорю тебе, и дай мне умереть. Марын может победить лес, но он не победит лесопилку. Уйди, женщина, и дай мне умереть.

Он говорил тихо, но так решительно, что она отпустила его руку. Он же наконец залез в гроб, вытянулся в нем и, сложив руки на груди, закрыл глаза. Он выглядел как умерший, и это лишило Веронику сил. Словно во сне, она вышла из сарая и подошла к воротам, за которыми уже не было Стемборека. Однако она увидела ошкуренные желтые колышки, лежащие за забором на дне старого карьера. Ее охватил страх, потому что она почти поверила, что Собота умер. Стояла у ворот и смотрела на дорогу – беспомощная и перепуганная. Только когда ее пронизала дрожь от вечернего холода, поняла, что ждет возвращения Марына. И, хотя она его ненавидит, тем не менее ждет его возвращения, потому что только он может помочь.

Наступила ночь, вместе с ней из лесу выполз непроницаемый мрак. И казалось, что лес уже вступил во владение домом, садом и даже озером. Ветер заревел в ветвях невидимых в темноте деревьев, она перепугалась еще больше и побежала в кухню, где зажгла свет. Села за стол и все ждала Марына. Она не могла сосредоточиться ни на чем, не могла прийти ни к какому решению. Попросту неподвижно сидела за столом и боялась посмотреть в темноту за окном.

Очнулась она после полуночи. Марына еще не было. И снова вернулся страх – на этот раз и за него. Это ведь опасно – ловить браконьеров. «Его тоже убили», – пришло ей в голову. И тут же Вероника испугалась еще больше – что она подумала «тоже», а это значило, что Хорст умер. А ведь тем временем он наверняка все еще живой лежит в гробу. Она должна пойти к нему, чтобы убедиться в этом, уговорить его вернуться домой. Но она боялась, что войдет туда и убедится, что Хорст уже холодный. «Вернись, вернись, вернись», – шептала она горячо, молясь о возвращении Марына. А потом опустила голову на руки.

...Ей снилось, что Марын лежит мертвый и нагой, а она прикасается к кровавой ране на его груди и чувствует внизу живота болезненный жар, как тогда, когда впервые в нее вошел Будрыс. Во сне она сопротивлялась Будрысу, у того было окровавленное лицо, она отталкивала его от себя, но была, однако, безвольной и бессильной...

Ее разбудил громкий лай собаки. Наступил день, солнце стояло высоко. Пес увидел кобылу, с которой как раз соскочил Марын, и кобыла подошла близко к сетке.

– Пан Марын! Пан Марын! – выбежала она из кухни. – Хорст умер. Да, умер, потому что в карьере строят лесопилку.

Она не заметила, что мундир, лицо и руки Марына вымазаны в грязи. Она закрыла лицо руками и громко заплакала, сквозь слезы бормоча о лесопилке и смерти Хорста. Она очнулась, когда Марын сильно схватил ее за запястье и стиснул до боли.

– Где он? Где Хорст?

Она отвела его в сарай и широко открыла двери. Солнечный свет упал внутрь, прямо на запавшие щеки лежащего в гробу старика.