Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

В тот момент, когда падение Ричмонда и скорое окончание войны казались неизбежными, его занимали совсем другие вопросы. Заглянем в энциклопедию, и мы увидим вот что: «… 20 мая 1862 г. правительство Линкольна провело через конгресс закон о гом-стедах, за который десятилетия боролись фермеры. Закон давал право каждому гражданину США после уплаты 10 долларов регистрационного сбора получить участок земли в 160 акров (65 га). После пяти лет его обработки держатель становился полным собственником…» Тем самым консолидировалась победа Севера – просторы новых территорий отныне принадлежали фермерскому хозяйству и свободному труду, рабство туда не допускалось.

Это было очень важно – в отличие от российского крепостного поместья, американская хлопковая плантация была весьма доходным делом. Владение сотней рабов само по себе представляло хорошее состояние, a владение плантацией на Юге считалось знаком успеха и принадлежности к социальной страте истинных джентльменов. Так что в отсутствие дворянства в «плантаторы» стремились самые различные люди, от инженеров-механиков и до успешных юристов[1]. Фермерам, чьим единственным капиталом были их руки, конкурировать с такими людьми очень не хотелось – но и «свободных негров», обесценивавших их труд, они тоже не хотели.

На призывы освободить рабов Линкольн отвечал, что последствиями этой меры будет отпадение пограничных штатов, да еще и половина армии – та, что набрана на Западе – положит оружие и откажется сражаться.

Но в сентябре 1862 года политическая ситуация в стране сильно изменилась. Наступление южан в Мэриленд особого военного смысла не имело, удержать завоевaнное Роберт Ли не надеялся. Но он писал президенту КША Дэвису, что предложение о мире, сделанное под Вашингтоном, будет принято более благосклонно, чем такое же предложение, сделанное под Ричмондом. В расчет принималось и то, что осенью 1862 года должны были пройти очередные выборы в конгресс США – Ли очень надеялся повлиять на них в нужную сторону. Несколько поражений подряд подорвали бы авторитет и партии республиканцев, и президента Линкольна лично, в конгрессе могло образоваться новое большинство, состоящее из демократов.

Более того – победы Конфедерации могли подтолкнуть колеблющиеся европейские державы к ее признанию, или хотя бы к предложению своего посредничества. Вот в такой ситуации Линкольн и сделал политический ход с прокламацией «… конфискации собственности мятежников…». Это было довольно рискованным делом, президент это осознавал, и на всякий случай он – как бы мимоходом – ввел и еще одну меру. Он распространил отмену привилегии «хабеас корпус» на всю страну.

III

Линкольн ожидал взрыва негодования. Поэтому текст прокламации был оформлен подчеркнуто сухо – так, технический акт, продолжающий уже существующую линию конгресса по подавлению мятежа. Пограничные штаты – те самые, в которых президент ожидал наибольших неприятностей, – не затронуты совсем, а на слишком бойкие газеты надет некий «намордник» в виде отмены «хабеас корпус». На практике это означало, что военные власти могут арестовать кого угодно – ну, например, редактора газеты – и подержать его под стражей неопределенно долгое время.

И с выборами в конгресс дело действительно обошлось относительно благополучно. Республиканцы потеряли очень многие позиции, – скажем, губернатором Нью-Йорка стал демократ, но большинство в конгрессе все-таки удержали. И даже протесты по поводу прокламации были сравнительно умеренными, потому что на Западе ее восприняли именно так, как Линкольн и хотел: как чисто военную меру.

А надо сказать, что к осени 1862 года страсти на Западном театре военных действий сильно накалились – южане раз за разом громили там федеральные войска, и при этом самым обидным образом. Уже был случай упомянуть, что в Америке города могут носить самые неожиданные названия, и долины рек Огайо и Миссисипи в этом смысле отнюдь не исключение. Улисс Грант начинал свою кампанию, базируясь на Каире[2], военные действия затронули Мемфис, а затем 40-тысячная федеральная армия оказалась у Коринфа парализованной рейдами кавалерии конфедератов, которых общим числом было не больше 2–3 тысяч человек. Но они знали местность, пользовались поддержкой многих жителей округи, двигались быстро, и поймать их было невозможно. Федеральная армия держалась на снабжении по железной дороге – и оказалось, что это самое слабое звено их военной системы.

Защищать каждый опорный пост вдоль длинной трассы было физически невозможно, а как сказал однажды некий крайне хмурый офицер северян, по фамилии Шерман: «… один человек со спичкой может разрушить очень много…».