Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория

Легаты и полководцы, как уже говорилось, теперь напрямую сносились с принцепсом, и Гней Сатурнин, Луций Апроний, Авл Цецина Север, Марк Лепид и Плавций Сильван хотя и редко бывали в Риме, но из Германии, из Галлии, из Иллирика слали запросы и выдвигали требования, которые Август удовлетворял, не советуясь ни с сенатом, ни с Советом, ни даже с близкими друзьями, в том числе с Варом, которому многие из этих легатов непосредственно подчинялись.

Еще сильнее запутывали иерархию и смешивали круги своего рода партии, которые стали образовываться вокруг Ливии и Тиберия. Так, к Ливии были особо приближены Нумерий Аттик, Азиний Галл, Луций Аррунций, Секст Апулей и Секст Помпей, к Тиберию — Вескуларий Флакк и Юлий Марин, последовавшие за ним на Родос, астролог Фрасилл, у которого Тиберий на Родосе учился и которого привез с собой в Рим, а также оба Патеркула, отец и сын, Марк Веллей и Гай Веллей, Гней Кальпурний Пизон Младший и Луций Элий Сеян. Все они, разумеется, служили и подчинялись принцепсу, но делали это через посредство Тиберия и Ливии и, стало быть, пользовались преимуществом перед другими.

С каждым годом решения Августа становились все менее предсказуемыми. Он, например, велел отобрать легион у Гнея Вентидия, одержавшего подряд несколько блестящих побед, а на его место поставить Валерия Мессалина, сына Мессалы, который никакими военными доблестями не был отмечен.

Однажды на прандиуме, втором завтраке, на котором присутствовали Фабий, Младший Пизон, консул Нерва и квестор из императорского Совета, Август с каждым из них по очереди побеседовал и сказал: «Я слышал, вы спорите между собой, кто из вас ко мне ближе. Хотите, скажу?» Все, кроме Фабия, растерялись. Фабий же ответил: «Конечно, хотим, но стесняемся». Цезарь тогда подозвал к себе виночерпия и стал обсуждать с ним достоинства того вина, которое тот разливал. А после объявил, указав на раба: «Вот он мне всех ближе был, когда я с ним разговаривал…Простая геометрия. Зачем попусту спорить?»

Всё это мне описав в два приема — первый раз мы возлежали за утренней трапезой на крыше восточного перистиля, второй раз гуляли по парку — Вардий пообещал:

— В следующий раз начну рассказывать про Феликса.

И действительно, при следующей встрече начал повествовать. Рассказ его растянулся на несколько наших свиданий. Но я, с твоего позволения, не стану отвлекаться на обстановку, в которой они происходили, и изложу в укороченной форме и своими словами.

III. С тринадцатого консульства Августа и до консульства Нервы и Аспрената — или, чтобы тебе было привычнее, с семьсот пятьдесят второго года до семьсот шестидесятого от основания Рима — Вардий жил у нас в Новиодуне и с Пелигном лишь изредка переписывался.

Но Гней Эдий, где только мог, собирал про своего друга сведения.

Он знал, что через год после возврата Тиберия Феликс осиротел: сначала в крайне преклонном возрасте умер отец — ему было под девяносто, и почти сразу за ним умерла мать, которой едва исполнилось шестьдесят. Их с почестями похоронили в одном склепе, причем в траурных шествиях приняли участие многие влиятельные люди, такие как Фабий Максим, супруга его Марция, престарелый Валерий Мессала и многие другие знатные и достойные. Когда скончался отец, соболезнования Феликсу направила сама добродетельная Ливия.

В том же году, еще до кончины родителей, пятнадцатилетнюю падчерицу Феликса, Елену-Руфину, выдали замуж за всадника Суиллия. Этот Суиллий был на хорошем счету у Ливии и вскорости с молодой женой был отправлен квестором в Африку, под достойное руководство и на весьма прибыльных условиях.

Публия, родная дочь Феликса, в год смерти ее деда и бабки от мужа своего получила развод. Но уже через год снова вышла замуж, за уважаемого и состоятельного человека, и еще через год произвела на свет своего второго сына и второго внука для Феликса. Мужа ей подыскала Руфина, Феликсова теперешняя жена и мачеха Публии.

Кого бы ни расспрашивал Вардий, все свидетельствовали, что супруга у Феликса замечательная, что он счастлив в браке, что такому союзу можно лишь позавидовать.

Всё это Вардий узнал, живя в Новиодуне.

А в консульство Нервы и Аспрената, во второй год паннонской войны, Гней Эдий самолично приехал в Рим. С какой стати? почему семь лет скрывался, а теперь отважился? на свой страх и риск отправился? или из надежных источников стало известно, что миновала опасность и на него больше не сердятся? или кто-то из сильных мира пригласил его в Рим и, может быть, даже вызвал по какой-нибудь надобности? — эти вопросы, которые у меня возникали, Вардий не разъяснял; да я их и не задавал своему благодетелю и патрону.

В Рим направился сразу после открытия Большого Ленинского перевала и пробыл в столице до середины осени. Возвращался через Грайские Альпы, так как на Ленинской дороге уже выпал снег.

IV. Семь лет не виделись и, наконец…