Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV

Разумеется, Клай, как и, наверное, все преподаватели-маги во все времена, начал с азов стихийной магии, как наиболее простой в освоении и при этом весьма эффективной. Именно с подчинения своей воле неживой материи начинался путь всех величайших волшебников. Удивительно, но Олни своим умом дошёл, и прежде самого Клая сформулировал основную идею стихийной магии: материя есть возмущение. Осознав это, любой начинающий маг уже мог создать свой первый огнешар, сжать воздух до плотности достаточной, чтобы проломить дощатое ограждение, поднять небольшую водяную бурю или песчаную плеть.

Нужно отметить, что Клайдий предпочитал, чтобы в имении никто не знал о его магических способностях. Сложно сказать – опасался ли он дремучего невежества черни, которая, чего доброго, вздумает обвинить его в очередном неурожае или падеже скота, или, напротив, не желал паломничества страждущих просителей, как и Олни, свято верящих во всемогущество магии.

Именно поэтому, когда начались практические занятия, ученик и учитель стали уходить из имения в лес, где отыскалась опушка, словно специально предназначенная для занятий стихийной магией, поскольку по ней пробегал ещё и небольшой ручеёк. И именно на этой опушке Олни впервые осознанно использовал магию, пустив свой первый неловкий огнешар.

Но и здесь природные задатки юноши сыграли свою роль – прошло не более двух недель, а он уже свободно метал огнешары размером с голову ребёнка в ни в чём не повинные сосны, а также поднимал небольшие вихри бешено крутящихся сосновых иголок, веточек и земли.

Клай с удовольствием наблюдал за ростом своего ученика. Было понятно, что у того не просто отличные способности, а настоящий талант к волшебству. Олни очень тонко чувствовал возмущение, а кроме того, он с самого начала пытался пробиться дальше, в те области магии, в которые обычно неохотно заглядывали неофиты. И действительно, зачастую юные ученики, неплохо освоив работу со стихиями, считали, что больше им ничего не требуется, и поступали на службу в армию, или же ещё куда-то, где их магические способности могли принести пользу другим и деньги самому магу.

Олни был не из таких. Он задавал множество вопросов, ответить на которые Клай, к сожалению, не мог, поскольку для него самого это было неизведанной территорией. Обладая от природы огромной магической силой, куда большей, чем была у мессира, Олни, тем не менее, с самого начала стал задавать вопросы по поводу всевозможных артефактов, справедливо полагая, что, используя их энергию, вполне можно добиться куда более впечатляющих результатов. Понимая, что у него нет денег, чтобы покупать подобные артефакты, юноша горел желанием постичь их свойства, их сущность, чтобы создавать самому. Увы, как мы уже говорили, в таких случаях Клайдий мог лишь разводить руками.

Однако Олни не особенно отчаивался. С каждым днём ему казалось, что он всё глубже постигает это новое искусство, буквально сродняется с ним. Временами он искренне верил, что пройдёт ещё совсем немного времени, и в этом мире для него совсем не останется тайн. Много позже, уже будучи признанным всеми одним из величайших магов в истории, Каладиус будет посмеиваться, вспоминая свои наивные юношеские помыслы.

***

Мама слегла неожиданно и бесповоротно. Неожиданно потому, что Олни в последнее время так редко находил время навестить её, а навещая (обычно бывая дома час или два), был целиком поглощён своими мыслями, невпопад отвечая на робкие вопросы матери, которые теперь казались ему невероятно глупыми и смешными, а порою и раздражающими. Так и вышло, что, посетив маму четырьмя неделями раньше, он застал её ровно в том же состоянии здоровья, в котором она пребывала в последнее время, а теперь, войдя в дом, сразу почувствовал запах болезни.

Мама слегла и уже не вставала. Она опорожнялась под себя, и отсюда был этот едкий запах надвигающейся смерти. Две деревенские старушки ухаживали за ней – кормили и поили, вливая жидкости прямо в горло через свиную кишку, обтирали, меняли бельё, выносили судно, если случалось чудо, и Дарфа могла сходить туда, а не в постель; вероятно, таким образом они хотели выслужиться перед Олни, который теперь превратился для них в молодого барина, водящего шашни с сеньорами. Как бы то ни было, но ошарашенный внезапной бедой юноша действительно был им крайне благодарен, потому что без них мама давно уже умерла бы.

Дарфа лежала и остекленевшими глазами глядела в одну точку где-то на грубо оструганных досках потолка. Она, кажется, даже не заметила прихода сына. Даже когда он подошёл и поцеловал дряблый лоб, тут же оросившийся его слезами, она так и продолжала лежать, не шевельнув ни единой мышцей лица. Даже взгляд её не изменился.