Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV

Уже взяв Шайтру, легионы вновь отошли к востоку, поскольку двигаться вдоль побережья представлялось неудачной идеей – там было не так много крупных населённых пунктов, чтобы прокормить армию. Поэтому путь латионцев представлял собой не прямую линию от Шайтры к Лионкаю, и даже не линию, повторявшую изгибы побережья. Это был довольно извилистый путь, узлами которого становились крупные селения или же небольшие города, в которых можно было добыть провиант.

Наконец Каладиусу было доложено о том, что вторая армия выступила. Она должна была проводить полноценную оккупацию всей территории побережья Палатия, но в некоторых городках, мимо которых первая армия прошла в некотором удалении, ещё оставались небольшие гарнизоны, поэтому без определённых проблем не обошлось и у неё.

А наступление на север тем временем велось удручающе медленно. Конечно, нельзя винить в этом лишь громоздкий обоз великого мага – все эти золотые подсвечники, тяжёлые балдахины и резные столы, что вынуждены были по не самым лучшим дорогам тащить обозные лошади. И всё же нельзя было не признать, что главной причиной было неумелое руководство человека, не имеющего достаточного объёма опыта и знаний для этого. А также великий страх перед ним тех, кто в силу своих должностей видели эти просчёты, но не рисковали вызвать гнев могущественного мага.

Каладиус злился, и с тем большей энергией вымещал злость на других, чем яснее понимал, что вся ответственность за это лежит на нём. Однако это явно не способствовало ускорению продвижения армии. По пути попалось ещё два-три довольно крупных города, где потребовалась помощь великого мага во взламывании ворот, в остальных же случаях он оставался в своём шатре, иной раз даже не выходя, чтобы взглянуть на сражение.

Наступил момент, когда Каладиус был вынужден признать собственную некомпетентность, поскольку она стала угрожать итогам всей операции. Поэтому он, наметив конечную цель на карте – город под названием Пиннор, лежащий в северной части залива Алиенти, другими словами – на южном берегу полуострова Лионкай, отдал бразды правления командующему Тоббсу, главе генерального штаба и первому помощнику министра войны. Сам же Каладиус взял на себя дела магические.

Это принесло свои плоды. Легионы пошли заметно бодрее, особенно после того, как великий маг и его многочисленный обоз перешёл в арьергард. Нелепая на фоне марширующих легионеров громоздкая карета не загораживала более и без того неважную дорогу, то же самое касалось и остальных подвод.

Всё же, несмотря на увеличившийся темп, было ясно, что времени в обрез. Чем ближе они подбирались к побережью Серого моря, тем ближе становились к Тайтану и его ледяному дыханию. Там, на продуваемых ветрами просторах Лионкая, которые, лишившись своих великолепных лесов, постепенно превращались в безжизненную пустыню, и в конце лета бывало уже прохладно, а ночами и вовсе могли случаться заморозки. Кроме того, Загадочный океан то и дело гнал к суше тяжёлые дождевые тучи, что делало дороги совершенно непроходимыми.

Каладиус подгонял командующего Тоббса, требуя, чтобы к концу лета они добрались хотя бы Пиннора, если уж не удастся дойти до кромки Серого моря. Тоббс делал всё возможное и невозможное, лишь изредка пытаясь урезонить великого мага, напоминая об усталости армии и перебоях со снабжением. Но Каладиус ничего не хотел слушать. Он не хотел даже представить, что его великий замысел может быть разрушен всего лишь из-за слабости и несовершенства этих людей.

***

Когда Каладиус занемог, он сперва списал это на усталость. Конечно, по меркам всех прочих участников похода он путешествовал в царских условиях – вкусно ел, мягко и тепло спал, комфортно передвигался. Но всё же это был уже старик, который прожил на свете больше, чем весь штаб вместе взятый, а потому даже такое путешествие не могло пройти бесследно.

Вскоре у него начался жар, и мэтр Петан, придворный лекарь, которого Каладиус прихватил с собой на всякий случай, осмотрев высокопоставленного пациента, поставил неутешительный диагноз – алая лихорадка.

Алой лихорадки люди боялись едва ли не больше синивицы, хотя она была далеко не так заразна – эпидемии если и случались, то значительно реже и значительно меньше по масштабу. Однако алая лихорадка была более убийственна – лишь двое из десяти могли перенести её и остаться в живых. Кроме того, она пугала своей непредсказуемостью. С синивицей было всё ясно – заболел один, жди новых случаев среди тех, кто имел контакт с заболевшим.

Алая лихорадка действовала иначе. Она, словно ошалевшая от веселья селянка в центре стремительного хоровода, наугад выдёргивала то одного, то другого, в праздничном угаре даже не различая лиц тех, кто оказывался с нею в центре круга. Алая лихорадка могла унести мать, но оставить в живых отца и детей, или спалить дотла ребёнка, не тронув ни его братишек, ни сестрёнок, что спали с ним вместе на одной лежанке.