Великий Магистр

И правда, смог. Оружие было погружено под заднее сиденье, и мы покатили по улицам города, который продолжал жить своей жизнью.

Ветер трепал наши волосы, врываясь в салон.

— Ну и натворили мы дел, подруга…

— Мы с тобой крутые, — попыталась я подбодрить — то ли его, то ли себя.

Наверно, не очень удачно.

— Угу, — хмыкнул он. — Круче яиц.

— А куда мы едем? — спросила я.

— За городом на озере у меня есть одна хибарка… Там и подумаем, как быть дальше.

5.5. У озера

«Хибарка» представляла собой одноэтажный домик, уже довольно обшарпанный и с виду заброшенный. Но место было потрясающе красивое: из окон открывался вид на озеро, окружённое хвойной рощей, а в двух шагах был песчаный пляж.

Под ногами заскрипели половицы. Конрад опустил связку оружия на пол.

Общая комната была обставлена скупо: стол со стульями, диванчик у стены, книжный шкаф да большой камин с креслом-качалкой. Полки вдоль стен были по-старомодному украшены тарелками и вазочками, на окнах висели чёрно-белые полосатые занавески.

— Уютное местечко, — оценила я.

Конрад устало опустился в кресло у камина, поморщился, дотронувшись до пропитанной кровью повязки.

— Как ты? — Я присела рядом на корточки, с тревогой заглядывая ему в лицо.

Он выдавил измученную улыбку.

— Ничего… Бывало и хуже. — И, потрепав меня по волосам, добавил: — Ты молодец… Я был бы не против иметь такого напарника.

— Это был мой первый раз, — вздохнула я.

— Понятно… Ну, с боевым крещением тебя.

Невесёлое это было поздравление.

— Влипли мы с тобой, козочка. То, что случилось, только подтверждает, что «Аврора» мутит воду… Мы слишком много узнали, вот нас и попытались убрать. Но если десятеро авроровцев не справились с одной неопытной девочкой и бескрылым чуваком, то есть надежда, что сила «Авроры» не безгранична…

Я положила руку на его предплечье.

— Ты — крутой чувак. Самый крутой из всех, что я когда-либо видела в жизни.

Он негромко и устало засмеялся. Возле его глаз собрались ласковые морщинки.

— И много ты видела в своей жизни крутых чуваков?

— Ну… — Я вздохнула, вспомнив о моём синеглазом монстре. — Одного точно видела.

— И что? — Конрад смотрел на меня полушутливо, полусерьёзно.

— Да ничего. Он женат.

Его рука скользнула по моим волосам.

— Тогда лучше забудь о нём. Он проигрышный вариант. Не трать своё время и своё сердце на одинокие слёзы в подушку.

В его взгляде проступила задумчивая нежность, но он сморгнул её, потёр веки пальцами.

— Устал я что-то. Прилечь, что ли…

Я сидела на крылечке, обхватив руками колени, и смотрела вдаль, на озеро. Солнце клонилось к закату, заливая янтарным светом стволы деревьев. Прибрежная трава шелковисто колыхалась под ветерком, по водной глади бежала лёгкая рябь…

Вода смыла кровь с рук, солнце высушило слёзы, песок похоронил меня, а ветер оплакал.

А губы Конрада воскресили, мягко прильнув к моему виску.

— Держись, козочка, — сказал он, садясь рядом со мной. — Как-нибудь выживем…

— Уже отдохнул? Как себя чувствуешь? — Я подставляла лицо теплу его взгляда, как лучам солнца.

— Лучше. — Он заправил прядку моих волос мне за ухо.

Мне непреодолимо захотелось уткнуться ему в плечо, и я это сделала.

— Знаешь, во мне что-то изменилось, — озвучила я мысль, шелестевшую в траве вместе с ветром.

— После встречи со смертью всегда меняешься.

— Я не хочу умирать… — В горле стало солоно.

— Козочка моя.

Его щекотная ласка обняла мои губы. Я застыла, почти с испугом прислушиваясь к отклику, который она во мне вызывала. Щемящая и сладкая тоска и безумное, до стона, до боли — желание жить! жить, дышать, любить, цепляться за каждый миг жизни, за каждую её травинку и солнечный зайчик, обнимать крыльями небо, плакать вместе с дождём и смеяться вместе с громом…

…Конрад развёл в камине огонь. Солнце уже давно зашло, и западный край неба желтел под его прощальными лучами. Я уселась перед огнём прямо на полу, подложив для удобства подушку, а Конрад занял кресло. В открытую настежь дверь доносились звуки ночи. Обострившимся слухом хищника я улавливала каждый шорох, каждый плеск, хруст веточки под лапкой какой-нибудь зверушки и шелест высокой травы. Огонь плясал, отражаясь в зрачках Конрада, сосновые поленья шипели и потрескивали, издавая смолистый аромат, а над озером мерцали звёзды. Едва приметная туманная дымка стелилась над водой.

Не хотелось ничего говорить: слова только нарушили бы эту хрупкую гармонию. Подумав, я принесла матрас с кровати и постелила его на пол, улеглась и стала смотреть на огонь. Через некоторое время Конрад лёг рядом со мной и обнял. Почувствовав тяжесть его руки на себе, я замерла, как натянутая струна. Его губы щекотали за ухом, касались шеи, а потом он легонько зажал зубами моё ухо. Я обернулась, и наши губы встретились.

Вдруг он слегка застонал, замер и напрягся.

— Боюсь, герой-любовник из меня сегодня неважный, уж прости, — проговорил он с виноватой улыбкой, опускаясь на матрас и осторожно ища удобное положение.

— Больно? — Я дотронулась до его повязки: совсем пропиталась.

— Есть немного…

— Давай сменим. Я захватила парочку перевязочных пакетов.

— Да ладно, ничего… И так терпимо.