Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?

Стало окончательно ясно, что вся затея была ошибочной, и начались обычные в таких случаях поиски виноватых. В первом ряду обвиняемых в небрежности и легкомыслии стоял Никколо Макиавелли, секретарь комиссии Десяти. Дружеское слово поддержки он получил только от Франческо Содерини. Это было важно – новый папа возвел былого компаньона Макиавелли по дипломатическим поручениям в сан кардинала, так что тот факт, что провал с отводом вод не повлиял на его хорошее отношение к Макиавелли, весил много.

Но критиков тоже хватало, и главнейшим из них, возможно, был Аламанно Сальвати, человек могущественный и богатый. Что занятно – он был давним покровителем Макиавелли и относился к нему настолько хорошо, что в одном из писем к подписи прибавил и слова: «ваш преданный друг».

Это шло куда дальше обычной любезности – уж больно неравным было положение скромного бюрократа на небольшом жалованье и одного из самых богатых людей Флоренции, который в свое время был сочтен достойным стать зятем Пьетро Медичи. Но по прошествии некоторого времени между «друзьями» возникли серьезные разногласия.

Как ни странно, разногласия эти были из-за денег.

III

Не из-за личных денег, конечно, – у Макиавелли их просто не было. Речь шла о деньгах, взыскиваемых в качестве налога, и корень проблемы был именно здесь: то, что для Макиавелли было общественными фондами, необходимыми на общее дело, для Салвати было как раз его личными средствами, которые с него сдирали и тратили на всякие сомнительные дела вроде провалившегося «речного» проекта Леонардо.

Меморандум Макиавелли, призывавший к повышению налогов, был нацелен как раз на людей вроде его бывшегo патрона и «преданного друга» – а тот совершенно не понимал, почему правительственные функции выполняют люди мелкие, а не представители богатых и знатных семей вроде его собственной. Расхождение было, что называется, фундаментальным.

Макиавелли верил в то, что интересы Республики перевешивают интересы ее отдельных граждан. И смотрел он на Республику не глазами образованного гуманиста своего времени, то и дело цитирующего то Аристотеля, то Платона, а с совершенно приземленной точки зрения – жизнь такова, какова она есть, и действовать надо исходя из реальности. Абстракции в духе «Града Божьего» святого Августина интересовали его очень мало.

С другой стороны, он смотрел на государство как на некий организм, лишенный определенной личностной сущности, благополучие и безопасность которого требуют решений вне сферы морали, какое бы определение этому понятию ни придавалось.

Макиавелли считал, что, когда речь идет о безопасности государства, не следует придавать никакого значения тому, будет ли поступок, идущий на пользу государству, справедливым или несправедливым. Через сто с лишним лет после Макиавелли совершенно таких же взглядов придерживался и Ришелье, но к его времени уже существовало понятие «государственных интересов», «raison d'é tat».

Во времена Макиавелли разделение правителя и управляемого им государства как организма, отдельного от личности правителя, было открытием.

IV

Помимо Леонардо да Винчи в это же время, в 1504 году, Синьория подрядила еще одного художника, Микеланджело, который в том же зале, что и Леонардо, должен был на другой стене создать фреску, посвященную битве при Кашине. Это было сражение, в котором флорентийцы нанесли поражение Пизе, и надо сказать, публике такого рода наглядная агитация должна была понравиться.

Никогда еще два таких общепризнанных гения, как Леонардо и Микеланджело, не работали бок о бок, сойдясь в чем-то вроде состязания. Как полагается, художники должны были представить комиссии так называемые картоны – полномерные копии своих предполагаемых фресок.

Знатоки сравнивали картоны. По словам Вазари, подготовительный рисунок Леонардо «был признан вещью выдающейся и выполненной с большим мастерством из-за удивительнейших наблюдений, примененных им в изображении этой свалки, ибо в этом изображении люди проявляют такую же ярость, ненависть и мстительность, как и лошади, из которых две переплелись передними ногами и сражаются зубами с не меньшим ожесточением, чем их всадники, борющиеся за знамя».

Картон Микеланджело произвел не меньшее впечатление. Бенвенуто Челлини [3], видевший картоны, когда они ещe были целы, назвал работы Леонардо и Микеланджело «школой для всего света».