Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?

К моменту приезда Макиавелли знал состояние дел лучше, чем Франческо Веттори, который пребывал при дворе Максимилиана еще с лета 1507 года.

Двум флорентийским дипломатам было о чем поговорить.

V

Как ни странно, они подружились. Автор итальянской биографии Макиавелли, Маурицио Вироли, замечает, что между ними установилось полное и гармоничное сотрудничество: Макиавелли писал обзоры политической жизни при императорском дворе, а Ветторе их подписывал – и оба были счастливы. Пользу получила и Синьория – картина как-то сразу прояснилась.

Макиавелли, скажем, докладывал, что германские владения императора располагают большой долей независимости, что император может получить у них солдат только с их согласия и что он должен платить за это, что если плата задерживается больше чем на месяц, то солдаты вольны уйти и их нельзя задерживать, что воинские контингенты остаются на службе только определенное время, а потом считают себя свободными, что приходят они из разных мест и в разное время, поэтому тогда, когда подходит подкрепление, войска, подошедшие раньше, свою службу оканчивают, и что в результате всего этого у императора много солдат на бумаге, но гораздо меньше – на деле. Ну и так далее...

Маурицио Вироли назвал свою книгу «Улыбка Никколо», и улыбку эту в тексте докладов просто чувствуешь. Например, там передан разговор с каким-то придворным, который гордо сказал, что император не слишком горд и легко дает аудиенции и что император проницателен:

«Еще никому не удавалось ввести его в заблуждение дважды».

На что скромный секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция, всего лишь помощник и курьер посла Республики, задал вопрос:

«Eсли у императора несчетное количество подданных и он тем не менее не слишком горд и легко дает аудиенции, то, следовательно, он видит много народу?»

И, получив ожидаемый утвердительный ответ, продолжил свои рассуждения:

«Коли так, то император, несмотря на то, что никто не может провести его дважды, непрерывно находится в состоянии, когда его обманывают единожды?..»

Если что и вредило Никколо Макиавелли как дипломату, так это его длинный язык.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Niccolo’s Smile, by Maurizio Viroli, page 92.

2. Никколо Макиавелли, «Государь», глава XI «О церковных государствах».

О трудностях создания армии в условиях рыночной экономики, 1504

I

Микеланджело, конечно, легко было посмеяться над «как бы знающим дело» гонфалоньером Пьеро Содерини, но заботы Синьории отнюдь не исчерпывались надзором за фронтом работ по украшению города. В конце концов, на это имелась комиссия, составленная из специалистов [1].

Надо было беспокоиться об очень многом – политическая ситуация в Италии менялась быстро. Bремя относительной стабильности, когда все итальянские дела решались пятеркой итальянских «великих держав» – Римом, Неаполем, Миланом, Флоренцией и Венецией, – уже миновало. Французское вторжение совершенно все поменяло. Франция в смысле военного могущества была игроком уже совершенно другой лиги. И эта суперлига очень скоро расширилась – к ней присоединились испанцы, и на горизонте совершенно явно возникли и возможная «гроза из Германии» – император Максимилиан в своей столице в Вене вовсе не собирался оставить итальянские дела на усмотрение только Франции и Испании.

Государи Италии пытались как-то приспособиться к новой ситуации. Сил у них по сравнению с Францией или Испанией было малo, но они очень верили в себя.

Послушаем Якоба Буркхардта [2]:

«Лодовико Моро [Сфорца, герцог Миланский]... еще в 1496 году похвалялся, что папа Александр – его капеллан, император Макс – его кондотьер, Венеция – его казначейство, король Франции – его курьер, которого он может посылать куда угодно...»

Если герцог Милана, Лодовико Сфорца, полагал, что может манипулировать папством и Венецией, то уж его чувства в отношении тех, кто обитал севернее Альп, и вовсе были далеки от восторженных. Он смотрел на них примерно так же, как флорентийский поэт при его дворе смотрел на миланцев – отсюда и его выходки вроде заказанной фрески, на которой он, якобы крестьянин, прикармливает кур, якобы французов. Он, может быть, вспоминал об этом произведении искусства, когда умирал во французской тюрьме.

Лодовико полагал себя примером для всех государей Италии, и надо сказать, что он оказался прав, только вот пример вышел скорее негативный – и из него были сделаны выводы.