Великий Мао. «Гений и злодейство»

Не получив ответа на первый вопрос, Молотов попытался хотя бы что-то узнать по второму вопросу. Молотов долго слушал Мао Цзэдуна, а затем как бы невпопад внезапно спросил: «А вы читали «Капитал» Маркса?» Мао Цзэдун откровенно сказал: «Нет, не читал». На лице Молотова выразилось изумление[309]. Очевидно, он не понял, что не все слова Мао Цзэдуна следует понимать буквально.

Впоследствии Молотов, вспоминая об этой беседе и отвечая на вопрос о том, как ему показался Мао Цзэдун, говорил: «Чаем поил. И разговаривал насчет того, что вот надо бы встретиться со Сталиным, когда удобнее… Сталин его не принимал несколько дней и попросил меня: «Поезжай к нему, посмотри, что за тип». Жил он на даче Сталина, на Ближней.

Я поговорил с ним и сказал Сталину, что его стоит принять. Человек он умный, крестьянский вождь, такой китайский Пугачев. Конечно, до марксиста далековато – он мне признался, что «Капитал» Маркса не читал».[310]

Советско-Китайский договор о дружбе, союзе и взаимной помощи (1950)

У Сталина и Мао Цзэдуна имелись различные представления о том, каким был процесс согласования вопроса о советско-китайском договоре.

Сталин по прибытии Мао Цзэдуна в Москву предпочел предоставить ему инициативу, побудить его первым выдвинуть предложение о подписании договора и других документов по частным вопросам межгосударственных отношений. Конечно, Сталин исходил из того, что с появлением в континентальном Китае нового государства возникла необходимость установления и закрепления, в том числе и в форме межгосударственных договоров и соглашений, прочных добрососедских связей между Москвой и Пекином. Сталин последовательно, на протяжении всей второй четверти XX века, проводил курс на то, чтобы формально и официально наши две нации были связаны юридическими документами, которые прежде всего давали хотя бы видимость гарантии взаимного ненападения и, с другой стороны, предостерегали общих военных противников наших двух наций от нанесения удара по любому из двух партнеров без риска встретить объединенное сопротивление обоих союзных государств.

Другое дело, что в тактических целях Сталин в первых же беседах с Мао Цзэдуном сам не выступил в качестве инициатора заключения такого договора. Он не желал оказаться в роли просителя, полагая, что Мао Цзэдун должен признать свою определенную зависимость от него, Сталина, да и признавать Сталина и его государство в качестве главной силы на международной арене, благодаря позиции и помощи которой Мао Цзэдун, его партия смогли одержать победу во внутриполитической и вооруженной борьбе в Китае.

Когда же Мао Цзэдун показал, что прямо ставить вопрос о договоре он тоже не желает, то есть не хочет оказываться в личной беседе со Сталиным в роли просителя, Сталин на протяжении некоторого времени предпринимал усилия с тем, чтобы вынудить Мао Цзэдуна признать свое место относительно его, Сталина.

Мао Цзэдун прозрачно намекнул, что он предпочел бы на высшем уровне не начинать прямых переговоров о договоре. Сталин, напротив, будучи уверен в себе и в том, что в переговорах лицом к лицу с Мао Цзэдуном он сумеет настоять на решениях, которые представлялись ему необходимыми, добивался именно проведения встречи на высшем уровне для обсуждения всех вопросов, в том числе и для принятия принципиальных решений по вопросу о договоре. Поэтому Сталин, услышав предложение Мао Цзэдуна вызвать в Москву для ведения переговоров Чжоу Эньлая, дал резкий ответ, подчеркнув, что в конечном счете все вопросы могут быть решены только при личной встрече Сталина и Мао Цзэдуна.

В результате Сталин вынудил Мао Цзэдуна косвенно через посла КНР в СССР Ван Цзясяна первым поставить вопрос о заключении договора и соответствующих соглашений.

Советская сторона, то есть Сталин, немедленно дала положительный ответ. Таким образом, Сталин и Мао Цзэдун, конечно же, понимали, что главным итогом поездки Мао Цзэдуна в Москву должен явиться договор об основах отношений между СССР и КНР. Исходя из тактических соображений ни один из них прямо в личной беседе не захотел быть инициатором выдвижения предложения о заключении такого договора.

После обмена прямо и косвенно грубоватыми и нервными репликами Мао Цзэдун был вынужден, очевидно и позицией Сталина, и давлением на него изнутри своей же собственной страны, предпринять инициативные шаги и через посредника предложил подписать договор. Весьма характерно при этом, что Сталин и Мао Цзэдун использовали при этом не межпартийные каналы, а государственные учреждения, то есть Министерство иностранных дел СССР и посла КНР в СССР.

Вслед за этим Сталин согласился на приезд в Москву Чжоу Эньлая для участия в переговорах о договоре.