Великий мертвый

— Какао? Табак? — жестом предложил Мотекусома и прикурил от услужливо поднесенного дворецким фитиля.

Кастильцы замотали головами. Черный терпкий напиток из похожих на овечий навоз орешков двое из них уже пили и так возбудились, что до утра не спали.

Мотекусома выпустил из ноздрей синий дым и вмиг стал похож на Люцифера.

— Я тебе говорил, святой отец, — яростно прошептал на ухо Диасу брат Бартоломе, — это самое настоящее сатанинское гнездо!

Падре пожал плечами. Если честно, он уже совсем запутался, пытаясь понять, откуда пошла и во что может произрасти столь причудливая религия, как у индейцев. Если им, разумеется, не помешать.

— Смотри, что делает, нехристь! — яростно прошептал брат Бартоломе.

Падре кинул взгляд в сторону Мотекусомы и снова опустил глаза. Если честно, пускание дыма из ноздрей и его приводило в замешательство.

— Попробуйте, — улыбнулся Мотекусома, — это вкусно.

Но кастильцы лишь подавленно молчали.

Падре Диас оглядел капитанов и понял, что положение следует спасать, или отношения могут не наладиться. Вздохнул и потянулся за дымящейся чашечкой раскаленного напитка.

— Ты что? — охнул брат Бартоломе. — Начнешь с чертового какао, а кончишь человечиной! Я тебе точно говорю!

Но падре уже решился. Набрал напитка в рот, отметил, что, несмотря на приятный запах, у него, как и говорили, омерзительно горький вкус, и глотнул. Капитаны не отрывали от него глаз.

В голову ударило, а во рту появился жуткий привкус. У падре разгорелось лицо, и он подумал, что надо бы это чем-нибудь заесть, чтобы не опьянеть. Но еду уже унесли.

— Все у вас, не как у людей, — пробормотал падре.

Нет, он не был пьян. Напротив, по всему телу разлилась бодрость и желание наставлять и просвещать — без устали.

— А людей в жертву приносить вы прекращайте, — решительно выпалил он. — Папа Римский этого не одобряет.

Агиляр оторопело посмотрел на Кортеса, и тот, глянув на заинтересованно пускающего из ноздрей дым Великого Тлатоани, поморщился и нехотя кивнул:

— Переводи.

* * *

За одни эти сутки Мотекусома узнал о кастиланах чуть ли не столько же полезного, сколько за все предыдущие годы.

Во-первых, кастилан пересчитали, а банщики, с трудом уговорив Кортеса, испытать здешнюю, дворцовую — не чета остальным — баню, и внимательно разглядев моющихся по очереди солдат, отметили, что многие из них не только завшивлены, но и серьезно больны. У одних в паху вздувались такие огромные желваки, что они передвигались, лишь расставив ноги. Другие беспрерывно кашляли, а уж это лихорадочное сияние в глазах банщики наблюдали у всех.

Во-вторых, единственная женщина в отряде определенно ни была никому близкой родней. Более того, у банщиц возникло подозрение, что она склонна к беспорядочным отношениям, как с мужчинами, так и с женщинами, что делало ее непригодной в качестве невесты Великого Тлатоани или его племянников.

Но наиболее потрясающей оказалась проповедь опьяневшего от какао жреца. Нет, в целом она почти совпадала с тем, что Мотекусома уже знал, — от перебежчика Мельчорехо. Но были и детали… ох, какие важные детали!

* * *

Совещание капитанов проходило бурно.

— Не будь же таким идиотом, Кортес! — позабыв про не так давно опробованные кандалы, орал Ордас. — Не пойдет он в подданство дону Карлосу!

— А ты что предлагаешь? — играл желваками челюстей бледный от бешенства Кортес.

— У него людей больше, чем во всей Кастилии, — нестройно, однако почти полным составом поддержали Ордаса капитаны.

Кортес вскочил.

— Хватит юлить! Говори прямо: что… ты… предлагаешь?!

Бывший губернаторский мажордом смутился. Варианта равноправных отношений с дикарями разработанное лучшими юристами Кастилии «Рекеримьенто» не предполагало. Только ввод во владение, крещение и подчинение отеческой руке монарха.

— Кортес прав, — поддержал генерал-капитана сидящий у стены Альварадо. — Сказано, ввести во владение, значит, надо вводить.

Кто-то саркастично хохотнул. Этот набитый людьми, словно рыбье брюхо икрой, город видели все. И был этот город, по мнению бывалых солдат, пожалуй, побольше, чем Рим.

— Ладно, там видно будет, — внезапно вздохнул Кортес. — Я и сам еще не знаю, как все пойдет.

Он повернулся к тростниковой занавеси на пустом дверном проеме.

— Марина!

— Да… — зашелестела занавесь.

— Узнай, как там Мотекусома. Когда нас примет?

— Уже узнала, — кивнула Марина. — Мотекусома играет в мяч с вождями. Пока с тобой говорить не может.

Кортес раздраженно махнул рукой. Он категорически не понимал этой страны, где сюзерен может купаться в золоте и при этом играть с вассалами в какую-то дурацкую игру, — словно мальчишка. А когда Марина стремительно скрылась за тростниковой занавесью, Кортес повернулся к своим капитанам.

— Со мной пойдут пятеро: нотариус, Альварадо, Ордас, Веласкес де Леон и Сандоваль, — он критически оглядел капитанов. — И, ради всего святого, сеньоры, держите язык за зубами! А не как вчера падре Хуан Диас…

* * *

Мотекусома со своей командой выиграл у сборной команды Тлатокана со счетом 14:12, — новый состав толкователей, помня о позорном изгнании предыдущего, подсуживать противнику Мотекусомы уже не смел.