Великий мертвый

«Высокочтимый сеньор Нарваэс, — писали избранные войсковой сходкой грамотеи, — не смеем вам указывать, даже если бы не понимали, какая за вами сила. Разбирайтесь с сеньором Кортесом сами. Однако хотим заявить, что наша доля добычи, как бы мала она ни была, принадлежит лишь нам, потому что взята в боях и лишениях, и многие наши товарищи мученически пали в борьбе с нечестивыми во имя Его Величества Императора и Сеньоры Нашей Марии, а потому золото это наше, а не ваше, и мы его не отдадим. Если захотите взять силой, правда и закон будут не на вашей стороне, а тем более Сеньор Наш Бог и Его Величество Дон Карлос V».

А уж потом, прочитав оба письма, взялся за дело и Кортес.

«Сеньор Панфило де Нарваэс! Рад приветствовать тебя на земле Новой Кастилии. Здешние земли столь обширны, а богатств так много, что — видит Сеньор Наш Бог — мне отчаянно не хватает рук, чтобы взять это все по-настоящему крепко. Уверен: такие надежные, отважные рыцари, как ты и твои капитаны, найдут здесь и добычу, и славу. И того, и другого здесь хватает на всех. Еще раз приветствую тебя и надеюсь на скорую встречу».

А потом он вызвал гонцов — тотонаков и семпоальцев.

— Напоминая о нашем родстве, — через двух переводчиков надиктовал он, — прошу и требую вашего участия в боях с прибывшими с людоедских островов самозванцами. Добычи вам от этого не будет, но слава возрастет безмерно.

Тем же вечером, после обильного торжественного застолья, Кортес проводил парламентеров и немедленно, в ужасной спешке отправил долю гарнизона Вера Крус на сохранение в Тлашкалу. Затем около двух часов размышлял и все-таки направил всех своих мешикских жен — главную гарантию его личной власти — в город Тлакопан, под защиту пусть и второстепенного, но зато поставленного лично им крещеного вождя. Он уже чувствовал — всей своей кожей, — сколь ненадежна столица.

А спустя еще час Кортес оставил во дворце восемьдесят человек и Альварадо за старшего, а сам, с пушками, конницей и арбалетчиками, короткой горной дорогой двинулся навстречу Нарваэсу.

* * *

Мельчорехо, бывший толмач Кортеса, сбежавший от крестивших его кастилан, появился у главного столичного храма Уицилопочтли и Тлалока, едва Кортес покинул город.

— Я хочу стать Человеком-Уицилопочтли, — на все еще плохом мешикском языке произнес он, когда на него, наконец-то, обратили внимание.

— А ты откуда? — не поняли, что это за акцент, жрецы.

— С севера, — махнул рукой Мельчорехо. — Очень далеко отсюда.

Жрецы насмешливо переглянулись.

— Как ты можешь стать нашим Уицилопочтли, если ты чужак?

Мельчорехо развел руками.

— Я все сделал, как надо. Я ходил по городам и селам. Я говорил только правду. Я постился. Я даже не знал женщин.

— Сколько дней? — заинтересовались жрецы; человека-Уицилопочтли у них не было давно.

— Уже больше года. Тринадцать месяцев.

Жрецы переглянулись. Срок полного поста был назван исключительно благоприятный. А день Тошкатль — праздник весны и возрождения должен был наступить вот-вот.

— Ты говоришь правду? Ты действительно год постился и не знал женщин?

— Я говорю чистую правду.

Жрецы отошли в сторону, перекинулись десятком слов, а потом от них отделился самый старый.

— Извини, сынок, но ты — чужак. Нашим Человеком-Уилопочтли может быть только человек мешикской крови. Ты же сам это знаешь…

Мельчорехо горько улыбнулся.

— Вы не понимаете. С того дня, как Иисус взошел на крест, ни эллина, ни иудея больше нет.

Жрец замешкался. Он не до конца понимал, что ему говорят.

— Отныне нет ни тотонака, ни мешиканца, — улыбнувшись еще горше, пояснил Мельчорехо. — Мы умрем вместе. И какая разница, что мы разной крови?

Жрец посуровел.

— Все, сынок. Иди. Мы вынесли решение.

— Глупцы, — всхлипнул Мельчорехо и вдруг сорвался на крик. — Уже год, как Уицилопочтли посылает вам знаки! Или вы не видели Громовых Тапиров?!

Жрецы смутились, а возле бесноватого чужака сразу начала собираться толпа.

— А может быть, вы не заметили Тепуско?! — хрипло кричал Мельчорехо. — Тепуско, кидающих круглые камни на десять полетов стрелы?!

Жрецы уже начали сердиться. А толпа все собиралась.

— Или вам так и не удалось увидеть ни одного бледного лицом посланца из преисподней?! — надрываясь, рыдал Мельчорехо.

Люди начали переглядываться. В чем-то чужак определенно был прав.

— Все знаки, что ваш Иерусалим падет!

Главный жрец растерялся; он не знал, что такое Иерусалим. Однако быстро взял себя в руки, посуровел и легонько толкнул бесноватого в грудь.

— Не пугай людей попусту. Иди к себе домой и стань там, кем хочешь, даже Человеком-Уицилопочтли. А здесь ты — чужак.

— Мы все умрем вместе, — всхлипывая, пробормотал Мельчорехо. — Поймите это. И не будет никакой разницы между тобой и мной.

Толпа взволнованно загомонила.

— Все! — махнул жезлом в виде змеи жрец. — Расходитесь. Видите же, что человек не в себе! Все-все… разойдитесь…

А люди все стояли и стояли.

* * *

Братья и племянники Мотекусомы собрались на совет в считанные минуты после выхода отряда Кортеса из дворца.