Великий мертвый

— А зачем им чужак? — оторопел купец.

— Выхода уже нет… — мотнул головой Куит-Лауак. — Пора изгонять кастилан.

Купец повернулся к своим.

— А ну, прекратить! Хватит, я сказал!

Те понемногу начали отступать от почти изгнанного противника.

— Кастилан гнать пора, но я не отдам тебе праведника, — покачал головой купец. — Ты знаешь закон: это наш праведник, он нашей крови. Никто не может…

И тогда из-за тростниковой занавеси показалась фигура Человека-Уицилопочтли, и по каждому его замедленному движению было видно — он уже наполовину там, наверху.

— Я пойду с ними… — тихо произнес праведник. — Ибо перед лицом конца света равны все, а поэтому в нашей земле давно уже нет ни своих, ни чужих…

* * *

Едва Кортес вышел из дворца, падре Хуан Диас прочно засел в дворцовой библиотеке. Он уже разбирал кое-что в этих лишь поначалу показавшихся примитивными значках и понемногу дошел даже до Священных Писаний мешикских жрецов. Но, чем глубже падре уходил в рукописи, тем жутче ему становилось: понятия не имевшие ни о Европе, ни о Древнем Риме, жрецы этого Богом забытого народа пересказывали отдельные места Ветхого Завета один в один.

— Чертовщина какая-то! — выдохнул святой отец, отложил книгу и вышел на балкон библиотеки — отдышаться.

То, что Писания перекликались, было еще полбеды. Главное, мешики имели свой собственный взгляд на общую историю человечества — пусть и несколько странноватый, а порой неоправданно жестокий, но уж точно более обширный, чем все, что он видел до сих пор.

— Это ересь… — выдохнул падре и тут же усмехнулся.

Еще лет двадцать лет назад он видел немало подобной ереси — даже в монастырской библиотеке, а потом из Ватикана прибыли распоряжения и списки, и девяносто девять фолиантов из ста тихо и методично отправили в печи — той же зимой.

Бог мой! Сколько там всего было! Недостаточно почетные родословия правящих династий, а значит, и неправильные истории стран, слишком старые штурманские карты и описания слишком уж греховных обрядов европейских народов… в общем, все ненужное. А здесь… здесь падре Хуан Диас копался — или купался? — во грехе в таких количествах, что, знай об этом инквизиция…

Святой отец содрогнулся и, чтобы отвлечься от нахлынувших воспоминаний и унять мгновенно пробившую тело дрожь, принялся внимательно рассматривать дворцовую площадь.

Собственно, эта площадь лишь в южной своей части была дворцовой. Северная ее часть примыкала к огромному храмовому комплексу, а с запада и востока была ограничена каменными трибунами — хоть для Большого совета вождей, хоть для игры в мяч. Вот и теперь здесь определенно что-то происходило… Падре прищурился и обмер: на южной стороне площади устанавливали самый настоящий крест!

— Матерь Божья! — выдохнул падре и пригляделся. — Это еще что?!

Все пространство возле креста стремительно заполнялось гудящим народом. А потом откуда-то появился полуголый, чуть пошатывающийся индеец, и падре Диас обмер. Даже с такого расстояния было видно: это его крестник — беглый толмач Мельчорехо!

* * *

Куит-Лауак стремительно натягивал щитки для игры в мяч.

— Скоро там?! — раздраженно кинул он наблюдателям.

— Только начали…

Куит-Лауак яростно застонал, вскочил, немного попрыгал, давая снаряжению облечь тело и, раздвигая соплеменников, прошел в первые ряды. Северянина уже привязывали к кресту.

— А почему не столб?

— Он сам настоял, — ответил кто-то. — Совет жрецов сказал, что так раньше не было, а он говорит, иначе я уйду. Пришлось поставить крест.

Куит-Лауак досадливо цокнул языком. Сын жреца, он прекрасно знал: веками проверенный обычай следовало соблюсти до малейших деталей, хотя… совет жрецов тоже понять можно.

Подчиняясь жесту седого, покрытого шрамами командира, воины отошли на два десятка шагов, и северянин едва заметно кивнул, показывая, что уже готов начать путь. Люди замерли. Командир тут же махнул рукой, и в руки Человека-Уицилопочтли со свистом вошли первые стрелы.

Толпа охнула.

— Ты про моего сыночка не забудь там, наверху сказать! — прорыдал женский голос. — Чтоб не болел…

— И про наших братьев напомни, северянин! Уж год, как вестей нет!

— И чтоб урожай был, попроси!

Истекающий кровью прведник приподнял голову и слабо улыбнулся.

— Услышал! — обрадовались люди. — Он услышал…

Седой командир дождался, когда люди успокоятся, и махнул второй раз. Взвизгнули стрелы, и по ногам человека-бога тоже потекла кровь.

— Слишком быстро… — недовольно проворчали рядом. — Боги любят медленную смерть…

— Заткнись! — взорвался Куит-Лауак. — Уважение имей! Можно подумать, никто, кроме тебя, не знает!

Стрелы взвизгнули еще раз и еще раз, и еще, поражая конечности привязанного к невысокому кресту праведника, а потом командир скупым жестом остановил воинов и подошел ближе. Обеими руками взял Человека-Уицилопочтли за мокрые холодные скулы и заглянул истекающему кровью посланнику в туманящиеся глаза.

— Ты, сынок, главное, про кастилан Ему все расскажи. Пусть вступится за нас, пока не поздно…

Протянул руку, не глядя, принял протянутый жрецом освященный дротик и бережно пронзил праведное сердце.

Толпа с облегчением вздохнула.