Великий Моурави 5

нарушает клятву "лев Ирана". А султан, притворившись оскорбленным шах-ин-шахом

до последней меры оскорбления,

мысленно воскликнет: "Благословен приход под мою руку Непобедимого!" - и

поспешит нахлынуть со своими

звероподобными янычарами не столько ради освобождения Картли, сколько ради

захвата Ганджи и Азербайджана. И в

благодарность, уже не мысленно, султан с любовью и охотой сладостно пропоет:

"Поистине, Моурав-бек, твое желание

повторить Марткоби исполнимо, ибо святой Осман ниспослал мне приятную мысль".

Поистине, все правоверные

принадлежат аллаху, и если в гневе своем аллах поможет Хосро-мирзе и мне

увернуться от меча Непобедимого, то все

равно будем считать себя обезглавленными, ибо милосердный шах-ин-шах уготовит

нам мгновенное переселение к женам

подземного сатрапа.

Угрюмо молчал Шадиман, молчали и советники. Зураб, тяжело дыша, по-

волчьи скалил зубы.

- Получается, мы должны покорно сносить оскорбления от плебея Саакадзе!

- А разве я сказал так? Ты, князь Андукапар, много терпел обид, почему

ни разу не выступил против плебея? Аллах

видит, что семнадцать тысяч вы, князья, сможете в своих замках набрать.

- Благородный Иса-хан прав! Особенно, - Андукапар фыркнул, - если

Зурабу удастся выкупить своих арагвинцев у

Гуриели и у Левана Мегрельского: сразу княжеское войско увеличится!..

- Тебя, Андукапар, смешат мои переговоры о выкупе арагвинцев, ибо,

кроме презрения и угнетения, от тебя твои

дружинники ничего не видят. А мои арагвинцы знают, что я за каждого готов

азарпешей отмерить золото и ценности, а при

нужде обнажить в защиту их шашку. Поэтому твои при первой возможности с

удовольствием от тебя разбегутся, а мои не

задумаются отдать за меня жизнь.

- Еще бы, кто не знает! Ты ведь ученик Саакадзе, а у него дружинники

тоже вместе с ним из одной глиняной чаши

соус из дикой ткемали лакают.

- Хотя бы и так! А ты, владетель Арша, только под защитой царя Симона

можешь спокойно на серебряном блюде

фазанов терзать.

Видя, как багровеют лица непримиримых владетелей, Шадиман поспешил

охладить их:

- Можно подумать, доблестные, настало время шуток, а не защиты Тбилиси.

Если мой совет уместен, то не послать

ли Иса-хану скоростного гонца в Исфахан?

- Бисмиллах! Уж не собираешься ли, князь, просить шах-ин-шаха прибавить

к ста тысячам сарбазов, застрявшим в

Гурджистане, еще сто для войны с шайтаном, несомым ветром?

- Конечно нет. Для одного "шайтана" сто тысяч больше чем много. И все

же он не побежден и, как равный, укрылся

у сатаны. Умыслил я склониться к бирюзовым стопам всемогущего повелителя

множества земель и вымолить ферман,

повелевающий нам перешагнуть через порог владений Сафар-паши.

Встрепенулись владетели и сардары, ухватились за предложенное, как за

соломинку утопающий. И приступили к

обсуждению, кто повезет послание в Давлет-ханэ и кто его будет писать. Избегая

сомнительного шага, Хосро заявил, что

шах-ин-шах поставил во главе войск Иса-хана, поэтому писать должен он.

Но Иса-хан считал так: в поимке Саакадзе заинтересованы в большей мере

князья - значит, писать должен

Шадиман. А "змеиный" князь в свою очередь уверял: подобное послание похоже на

жалобу, ибо Иса-хан и Хосро-мирза,

несмотря на повеление привезти в Исфахан живого Саакадзе или хотя бы его голову,

обладая стотысячным войском,

непростительно упустили не только "барса", но и "гиену" - царя Теймураза.

И вновь растворялись, как соль в кипятке...

На третью пятницу Иса-хан, принеся в мечети молитву, обмакнул тростник

в золотые чернила и уже готов был

начать свиток о восхвалении "льва", любимого аллахом, как примчался гонец от

Шадимана, прося прибыть в Метехи.

Почему советники собрались в покоях царя Симона, неизвестно, ибо

печаль, вызванную разгромом Гори,

пережили без царя, разгром Биртвиси тоже.

"Наверно собрались для того, чтобы немного рассеяться", - решил

Шадиман. Точно так же подумал и Зураб:

"Слишком много хлопот приносит им муж Русудан, обмытый кровью дракона и потому

неуязвимый... Неужели никакими

мерами нельзя заставить Иса-хана выступить? А этот высохший перец Андукапар?!

Две тысячи дружинников в Тбилиси

прячет, как тарантулов в кувшине".

Размышления Зураба прервал введенный оруженосцем пожилой сухощавый

мсахури. Хотя он, прискакав утром,

успел многое рассказать князьям и мирзе, но ради Иса-хана должен был снова все

повторить. И мсахури начал, как

заученные шаири:

- Святой Антоний не допустит несчастья... Князь, княгиня, княжны и

молодые князья уехали в гости к

Эмирэджиби. Давно собирались. Никто не ожидал такое, еще скажу, - сильно замок

укрепил мой князь, Квели Церетели.

Через рачинские горы тропой джейранов перевалил Моурави. Кто знал, что так тоже

можно? Очень шумит камнями

Квирила: как с другого берега перешли, как на скалы влезли и в замок ворвались,

никто не слышал. Азнауры, дружинники

другое дело - без вина и нападений не живут. Только кто видел, чтобы ободранные

ополченцы, подобно лягушкам, со стен

на княжескую землю прыгали? Моурави по всему замку рыскал, искал князя даже в

подвале, даже на крыше. Когда

убедился, что мы правду сказали, собрал всех слуг и стражу замка и такое начал:

"Никто из вас не виноват предо мною: