самой верхней чаши и падает с одного
уступа на другой водопадом, служа иногда для обливания фруктов. Насладиться там
можно и пением канареек, прыгающих
в клетках, украшенных голубыми бусами. Запрещены Гиви были только встречи с
Папуна по пятницам - дням обнаженной
правды.
И Дато взял на себя нелегкую миссию: покорять пашей, щеголяя изяществом
манер. Остроумными рассказами об
Иране, сопровождаемыми обаятельной улыбкой, он расположил к себе стамбульскую
знать. Особенно нравилось ей
сравнение голов ханов с дынями, которые желтели от обиды и хрустели от
прикосновения шашки. Не забывал Дато
останавливать коня и у порога богатых киосков придворных Мурада IV. Поэтому
никого не удивило посещение вежливым
картлийцем бывшего везира Османа.
Отпивая из невесомой чашечки крепкий кофе, Дато тонко поддерживал
ненависть паши к новому великому везиру,
Хозрев-паше, сожалея, что солнце ушло вместе с Осман-пашою из Сераля блеска.
Польщенный паша расположился к откровенности и злорадно высмеял нового
везира, прославленного только
одним подвигом: женитьбой на сестре султана, зловредной Фатиме, и знаменитого
только тем, что он запутался в
лабиринте дел султаната. Пока Хозрев собрался расправиться с данником Турции,
крымским ханом Магометом Гиреем
Третьим, осмелившимся напасть на турецкий флот, русские казаки разграбили
Бюйюкдере, пока он терял время на жалобу
московскому царю, герцог Валленштейн принудил топчу-баши снять осаду с Неограда.
В Стамбуле посланник короля
франков, граф де Сези, исподволь науськивает везира на шаха Аббаса, что по душе
не только султану Мураду, но и
Габсбургам, с которыми де Сези в сговоре. Ни сражаться, ни покорять Хозрев-паша
не умеет, и ему становится так жарко в
Золотом Роге, что он начинает грезить о куске льда. Но... льдами владеют
русские! Возможно ли было подобное уродство
при твоем везирстве, мудрейший из мудрых садразамов?!
Дато так неподдельно возмутился, что Осман-паша прикусил губу, чтобы
сдержать поток неуместных ругательств.
Осторожно поставив на перламутровый столик чашечку, Дато учтиво осведомился:
- Но почему не спросил хоть твоего совета этот невежда из невежд?
Паша усмехнулся, вдохнул аромат семнадцатой четки из розовых лепестков
и не менее учтиво предложил Дато
обратить внимание на смысл его слов:
- Хотя султан и низвел меня на положение второго везира, но
предусмотрительно оставил советником Дивана, как
трехбунчужного пашу, живущего в Стамбуле. Аллах милосерд! Я еще ни разу не
воспользовался своим правом, ибо только
глупец подстилает коврик для совершения намаза своему врагу. Но совет Моурав-
беку, да будет над ним милость аллаха, я
дам щедрый: не доверять Хозрев-ишаку, ибо он ревнует к славе даже свою
собственную тень, особенно, когда она к трону
султана ближе, чем он сам. И сообразно моей откровенности пусть Моурав-бек
движется как можно быстрее к Эрзуруму,
ибо самое безопасное убежище для него - Картли.
В ковровой комнате Георгия настольный светильник освещал рельефную
карту Анатолии, а на ней - раскрашенные
фигурки сипахов, вылепленные из глины, которые изображали строй конницы в
походе.
Георгий Саакадзе определил так: если он при первой же встрече с ортами
янычар, конными соединениями сипахов
и отрядами топчу начнет сразу командовать ими как боевой паша, он быстро
достигнет подчинения турецкого войска.
Эрасти приобрел большое венецианское зеркало, и Саакадзе, надев полушлем с двумя
крыльями, накинув стамбульский
плащ с большим прорезом для рукоятки меча и опираясь на остроконечный, похожий
на удлиненную стрелу посох, подолгу
вглядывался в загадочное стекло, принимая тот облик, который должен был поразить
воображение османов.
Перед зеркалом и застал Дато неугомонного Моурави.
Внимательно выслушав друга, Саакадзе в раздумье опустил серо-сизое перо
в медную чернильницу, похожую на
колодец.
- Осман-паша дал мудрый совет. Обсудим, каким способом после нашего
ухода из Стамбула переправить женщин
в Эрзурум. - И он обвел на карте грозную цитадель красным кружком.
- Может, с первым кораблем или караваном?
- Не следует. Султан еще заподозрит, что я не уверен в успехе, потому и
прячу семью. Не раньше, как после нашей
первой победы, - выедут якобы повидаться с нами, а там и совсем останутся в
Эрзуруме; тоже Турция, - перо Георгия
медленно пересекало азиатские пашалыки и подходило к рубежам Южного Кавказа, -
но намного ближе к Картли. Будто
глазами вижу, Дато: вот Ардаган, Сарыкамыш, Карс. Леса, ущелья, нагромождение
камней... Да, надо все верно взвесить.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Пятница следует за пятницей. Все больше пашей и беков в Мозаичном
дворце. Нет здесь только иезуитов, по одной
причине, а греческой аристократии и греческого духовенства - по другой. Они не
приглашаются Георгием Саакадзе... Так
умнее.
Арзан-Махмет разделил свою волнистую бороду надвое, - признак его
хорошего расположения. Он опасался, что
патриарх "райи", Кирилл Лукарис, тесно связанный с Московским государством,
постарается использовать Саакадзе в
угодном ему направлении, - этого, аллах, не случилось.
До конца пира далеко, но Арзан-Махмет спешит в Сераль. Он хлопает по
плечу начальника белых евнухов,