Великий Мусорщик

В отличие от отца, мать Лея любила свою злополучную нищую Лакуну и частенько проводила каникулы вместе с сыном на берегу Шедарского залива. Эти короткие посещения Лакуны, знакомство с людьми меняли отношение Лея к родине, и в голове мальчика рождались самые фантастические планы преобразования своей забытой Богом страны.

Лиллиана была единственной дочерью натурализовавшегося в Австрии Максимилиана фон Вейнероде, владельца небольшого, хотя и очень древнего замка в Гарце. Сам фон Вейнероде, вдохновленный примером великого Гумбольдта, все свое время проводил в путешествиях по Азии и Африке. Болезненная его супруга жила безвыездно где-то под Ниццей, а дочь воспитывалась в частном пансионе в Швейцарии.

Настроенная весьма романтически, девушка была склонна к поступкам экстравагантным. Так, незадолго до своей встречи с Кандаром Лиллиана сбежала из пансиона, и в один прекрасный день, вернувшись с охоты на носорогов, Максимилиан фон Вейнероде обнаружил дочь у себя в палатке, за тысячи километров от пансиона, в африканских джунглях.

Лей Кандар впервые увидел эту высокую порывистую девицу с тонкими, на редкость правильными чертами лица, напоминавшими камею, в тот день, когда она сразу же после возвращения из Африки, в ореоле своего подвига, вместе с отцом появилась в Кандаровом дворце.

Кандар влюбился с первого взгляда. И первые слова, которые он произнес, после того как их представили друг другу и они остались наедине, были предложением выйти за него замуж.

Лиллиана тут же дала согласие.

Поразительно, что поступок этот, самый необдуманный в его жизни, был одновременно единственным, о котором он никогда впоследствии не жалел. Лиллиана оказалась преданным другом и, как ему казалось, полностью разделяла его учение.

Сейчас, через три года после ее смерти, Кандар склонялся к мысли, что Лиллиана, в сущности, не так уж глубоко воспринимала его идеи и восхищалась не столько его замыслами, сколько им самим, его личностью.

Открытие это нисколько, однако, не повлияло на его любовь, которую он целиком перенес на Марию.

Единственной тенью, падавшей на эту ничем не омраченную любовь, была подлая фальшивка, появившаяся после ее смерти и ходившая по рукам под названием “Завещание Лиллианы”, где его Революция, и все его преобразования, и он сам изображались в самом комическом виде.

Лиллиана была не лишена остроумия, но Кандар не сомневался, что “Завещание” — не что иное, как грубая подделка, изготовленная за рубежом, и Лиллиана к ней никакого отношения не имеет. Смущало его лишь то, что в тексте “Завещания” попадались отголоски некоторых мыслей и даже выражений, напоминавших ее высказывания.

В последние годы жизни Лиллиана тосковала и просила отпустить ее с дочерью в Вену, где Мария могла бы завершить образование. Кандар категорически отказал ей. Он сказал, что его дочь должна остаться подлинной лакункой, не испорченной тлетворным влиянием европейской псевдокультуры, развращающей не только тело, но и дух человека.

Лиллиана рассмеялась. Смех ее напомнил ему тот, которым Гар Кандар встретил в свое время предложение стать президентом Лакуны. Лей был оскорблен этим издевательским смехом и в течение трех дней избегал Лиллиану.

Живой он больше ее не видел.

Она умерла. Врачи констатировали отравление. Лиллиана покончила с собой.

Кандар нашел ее поступок жестоким и несправедливым, тем более что накануне ее смерти он подумывал, не отпустить ли все-таки жену и дочь в Вену, если и не для завершения образования Марии, то хотя бы для того, чтобы Лиллиана могла повидаться с престарелым отцом. Он даже советовался по этому поводу с Гельбишем.

— Она не вернется, Учитель. Вы ее больше не увидите. Ни ее, ни дочери, — сказал Гельбиш уверенно.

Кандар подумал и согласился со своим верным другом.

Лиллиана отравилась таблетками, доставленными через контрабандистов — другими путями добыть их она не могла. В народе, правда, поползли слухи, что она была отравлена — если не самим Кандаром, то уж, во всяком случае, Гельбишем. Но до Кандара эти вздорные слухи не доходили.

Лиллиану похоронили в парке резиденции, и Кандар в редкие свободные минуты навещал ее могилу. Статуя из белого мрамора, изображавшая Лиллиану в лакунском национальном костюме, изготовленная известным французским скульптором, получившим заказ через посольство в Греции, была поразительно похожа на живую Лиллиану, хотя скульптор пользовался для работы лишь фотографиями. Лиллиана стояла чуть подавшись вперед, виновато улыбаясь, и протягивала руки, как бы прося у Кандара прощения за свой необдуманный поступок. И Кандар прощал ее…

Мария жила в отдельном домике под присмотром Гуны, его тетки, с которой особенно близка была при жизни Лиллиана. Кроме Гуны в доме жили две девушки, полугорничные-полуподруги, Зея и Вила, с которыми Мария проводила почти все свое время.

Марии исполнилось восемнадцать лет, и по законам Лакуны она в течение года должна была выйти замуж. Однако всякий раз, когда отец заговаривал на эту тему, Мария начинала смеяться, и Кандар прекращал разговор.