Великий Наполеон

Собственно, она была мотовкой не со зла и даже не от особой расточительности, а просто потому, что была неспособна удержать в голове хоть какую-то связь между двумя вроде бы очевидно связанными вещами. Констан приводит, например, такой случай: когда он собрался вступить в законный брак с горничной, служившей мадам Жозефине и ею любимой, мадам выразила желание вручить новобрачным денежный подарок в качестве приданого невесты.

Молодые поженились и зажили семейной жизнью, обещанного приданого как не было, так и не было, а Констан, как он сам говорит, «…был слишком деликатен, чтобы напомнить мадам о ее обещании…». Однако, когда Наполеон спросил у него, сколько же его жена подарила верным слугам их дома, Констан не упустил случая наябедничать. Он вообще делал такие вещи время от времени – скажем, устроил так, что накричавший на него Дюрок, обер-гофмейстер двора, сам получил за это выговор от императора. Близость к власть имущим все-таки великая сила…

Так вот, в ответ на вопрос Наполеона Констан не скрыл от него, что подарок, увы, не состоялся, но он, разумеется, и в мыслях не держит обижаться на мадам Жозефину, столь занятую и придворным этикетом, и благотворительностью – ну, и так далее. Кто-кто, а Констан в вежливом обращении и в искусстве говорить обиняками разбирался получше самого Наполеона…

В общем, в ходе разговора выяснилось, что мадам Жозефина не только намеревалась сделать подарок Констану и его молодой жене, но даже и испросила у мужа довольно значительную (по меркам камердинеров) сумму для этого подарка – но она совершенно забыла об этом обещании, а деньги спустила на что-то другое, что первым попалось ей на глаза. Возможно, даже на благотворительность…

В общем, вопрос уладился как всегда: Наполеон погасил финансовые обязательства своей супруги, а Констан получил то, на что надеялся, – только не от мадам, а от хозяина.

И вместе с тем Жозефину любили. Когда выяснилось, что после ее первого супруга осталась еще и девочка, Стефания де Богарнэ, дочь двоюродного брата, она ее приютила у себя. Наполеон был к ней благосклонен, включил в число принцесс императорского дома и впоследствии выдал ее замуж за наследника герцога Баденского.

Мадам Жозефина все-таки никому не делала зла – и многим сделала немало добра.

II

Развод отразился не только на императрице, которая теперь становилась бывшей императрицей. Одним из первых, кого затронуло изменение в ее статусе, был Эжен де Богарнэ – он лишился своего положения имперского принца. Более того, Наполеон сместил его с поста вице-короля Италии. Это было сделано в интересах еще не родившегося (и даже еще нe зачатого) будущего сына Наполеона и было крайне несправедливо. Если и был в числе имперских принцев один толковый, достойный и безупречно лояльный к Наполеону человек, то это был именно Эжен. И повел он себя благородно – предложил своей жене, принцессе Августе, дочери короля Баварии, оставить его, если она посчитает это нужным, – больше он не в состоянии обеспечить ей и детям тот статус, на который она привыкла рассчитывать.

Принцесса сказала мужу, что замуж она вышла не за имперского принца, а за человека по имени Эжэн де Богарнэ, и что она останется с ним навсегда, какие бы взлеты и падения им ни предстояли. По-видимому, даже мало чувствительный к чужим эмоциям Наполеон почувствовал, что что-то тут не так, и предложил Эжену на выбор корону Швеции (в то время вопрос с Бернадоттом еще не был решен) или маленького королевства, выкроенного специально для него где-нибудь в Северной Италии. Эжен отказался и от того, и от другого. В конце концов император оставил за ним титул князя Венецианского, сделал Великим герцогом Франкфуртским и велел министерству финансов выплачивать Эжену специальную пенсию в два миллиона франков из средств казначейства Франции.

Сестра Эжена, Гортензия, в 1810 году перестала быть королевой Голландии (за неимением этого королевства), но так и осталась в своем постылом браке с Луи Бонапартом и была вынуждена остаться при дворе в качестве одной из придворных дам императрицы Марии-Луизы. Деваться ей было некуда – она была Принцессой-Покровительницей Домов Дочерей Почетного легиона (Princess Protectrice des Maisons des Filles de la Legion d’Honore). А на ее попытку оставить этот официальный пост кому-нибудь из сестер императора он ответил ей, что это все пустяки и временные неприятности и что она должна быть храброй. «Сир! У меня есть мужество…» – сказала она ему и зарыдала: по старой привычке он назвал ее «дочь моя».