Великий Наполеон

«…Я веду открытую войну с господами министрами насчет всего, что касается администрации, финансов и таможни… Надо быть здесь, на месте, надо войти в постоянные сношения со здешними чиновниками, чтобы удостовериться в том, как страна эта отстала от остального мира; русские чиновники – это собрание медведей, или полированных варваров. Фридрих II говорил, что Швеция на сто лет отстала от века; Россия, по-моему, отстала на тысячу лет, – в России не существует законов, которым бы подчинялись…» [4].

Ну, насчет «…законов, которым подчинялись бы…» – с этим не справился и Петр Первый, насчет финансов и таможни он тоже, по-видимому, был прав – но вот армия в 1812 году была относительно в очень неплохом состоянии. В европейских военных делах в начале XIX века было относительное затишье, никакого по-настоящему нового оружия не появлялось, все улучшения носили характер скорее организационный, и дело в русской армии в общем и целом в то время было поставлено на европейском уровне. Артиллерия, например, была хорошей, и этому много поспособствовал граф Аракчеев, в советское время российскими историками не жалуемый. А в гражданской администрации ему помогали самые разные эскперты – и французские эмигранты, вроде известного в дальнейшем герцога Ришелье (памятник которому стоит в Одессе и поныне), и выгнанный из Пруссии Наполеоном барон фом Штейн. Именно «фом Штейн», а не «фон Штейн», это не опечатка [5].

Он был вынужден уехать из Пруссии в 1808-м, после того, как стало известно его письмо, направленное против Наполеона, и поселился в Австрии. Но в 1812-м, как и мадам де Сталь, счел свое положение ненадежным и уехал в Россию. Александр его не только принял, но и использовал его знания и опыт – к большой досаде Наполеона.

Наполеон прочитал предложенные ему Александром условия для примирения: вознаграждение герцога Ольденбургского за его потери, отвод французских войск из Польши и создание широкой нейтральной буферной полосы между русскими и французскими позициями – и счел это «…наглостью…». Мнением своим он без всяких обиняков поделился с российским послом. B апреле 1812 года Куракин писал в Петербург, что война, по его мнению, может разразиться в любую минуту, опасался быть задержанным в Париже и спрашивал царя, не следует ли ему «…запросить его паспорта…» – стандартная в ту пору процедура, предшествующая разрыву отношений.

Поэтому все, что только было возможно сделать в 1811–1812 годах для укрепления армии и администрации, делалось Александром с максимальной поспешностью.

VII

По данным, приводимым Д. Чандлером, в русской армии на середину 1812 года имелось 6 полков императорской гвардии, 14 полков гренадеров, 50 полков легкой пехоты и 96 полков линейной пехоты. Кавалерия насчитывала 6 полков конной гвардии, 8 кирасирских полков, 36 драгунских, 11 гусарских и 3 уланских. Кроме регулярной кавалерии, имелось 15 тысяч казаков – со временем их число удвоилось. Имелась многочисленная и хорошо организованная артиллерия. Барклай де Толли провел и дополнительную реформу, организовав систему корпусов, по образцу французских. В стандартный корпус входило две пехотные дивизии, с прибавкой от одной дивизии до одной бригады кавалерии, и пары артиллерийских бригад. Понятное дело, это было только верхним, видимым слоем изменений – само по себе деление армии на корпуса и дивизии требовало значительных улучшений и в работе штабов, особенно в их отделах картографии, и в улучшении стратегических дорог, и в накоплении всевозможных запасов. Список генералов, на которых царь рассчитывал в первую очередь, согласно существовавшей на весну 1812 года иерархии, выглядел так:

1. М.Д. Барклай де Толли, военный министр и по совместительству командующий 1-й армией.

2. П.И. Багратион, командующий 2-й армией.

3. А.П. Тормасов, командующий 3-й, так называемой «резервной» армией.

4. М.И. Кутузов, который вел дела на юге, в Бессарабии.

Наполеон готовился к войне самым серьезным образом. Кампания Карла Двенадцатого, проведенная им в 1709-м и закончившаяся катастрофой, изучалась тщательно и во всех деталях. Запасалось продовольствие и всевозможные предметы амуниции и снаряжения. Помогло то обстоятельство, что с октября 1809-го и до июня 1812-го Империя жила в состоянии относительного мира – если, конечно, не считать «испанскую язву».