Великий Наполеон

Так что египетское войско оказалось разбитым в пух, кто уцелел – пытался бежать, многие тонули в Ниле, и у предприимчивых удильщиков недостатка в «улове» не было. Солдаты вряд ли сразу поняли, что, собственно, произошло у Абукира. Офицеры высокого ранга, однако, в вопросах стратегии разбирались получше. То, что армия отрезана от Франции – и, следовательно, не получит ни помощи, ни снабжения, ни подкреплений, – им стало понятно. И о том, что отойти армии теперь некуда, они тоже догадывались. Вопрос был в том, что делать дальше?

Египет – всего лишь эпизод долгой и совершенно уникальной, невероятной военной, политической и государственной карьеры Наполеона Бонапарта. Тем не менее этот эпизод оставил огромный след и в истории, и в литературе. Многое, что случилось в Египте в 1798–1799 годах, поразило воображение современников. И то, что он сказал своим генералам, что если пути в Европу больше нет, то есть путь в Азию. И то, что он действительно попытался этот путь открыть и в тяжелейшем походе пересек Синайский полуостров и дошел до города Акра в современном Израиле, и то, что во время отступления, еще более тяжелого, чем сам поход, отдал под раненых всех лошадей, включая собственную. Точно так же, как в рассказах об Итальянской кампании, мнения исследователей колеблются между изумлением перед рассказом о посещении госпиталя, где лежали его солдаты, умирающие от чумы (на эту тему есть даже стихотворение А.С. Пушкина), и холодным замечанием англичан о расстреле пленных турок, которых он не мог ни вести с собой, ни отпустить. Все это общие места, которые, право же, не хочется тиражировать в тысячу первый раз.

Есть, однако, два менее заметных аспекта деятельности Наполеона Бонапарта в Египте, поговорить о которых все-таки хотелось бы.

IV

На первый из них (если брать во внимание авторитетную литературу на русском языке) обратил внимание Е.В. Тарле. Его заинтересовал вопрос об организации управления завоеванным Египтом Наполеоном Бонапартом. И он находит это устройство превосходным: страна была разделена на административные округа, во главе каждого из них был поставлен губернатор – начальник французского гарнизона, при котором создавался так называемый «диван» из местных нотаблей. Мечети и духовенство пользовались полной неприкосновенностью, сбор налогов был упорядочен таким образом, чтобы армия получала все ей необходимое за счет местных ресурсов. Имения мамлюкских беев «национализировались». Мобилизация ресурсов, как известно, может носить характер конфискаций. Это не требует ничего, кроме силы, но занимает много времени, потому что необходимые ресурсы всячески укрываются. Или же мобилизация может делаться посредством закупок – это можно сделать быстро, все необходимое будет найдено заинтересованными в сделке продавцами. Однако им надо платить.

Генерал Бонапарт признал, что наличные деньги необходимы ему как инструмент ведения войны. На богатых торговцев-оптовиков были наложены персональные контрибуции. Одного богача из Александрии обвинили в «государственной измене» и отправили в Каир. Там ему заявили, что если он не выложит 300 тысяч франков золотом, то его казнят. Он решил положиться на судьбу и отказался. По распоряжению генерала Бонапарта ему отрубили голову [2] – зато остальные арестованные таким же образом уплатили немедленно – и казна армии получила 4 миллиона франков.

В общем, вышеописанный случай дает некоторое представление об административных методах Бонапарта. Пожалуй, их в сумме можно описать буквально парой слов – безжалостная эффективность.

Вторым интересным аспектом французской оккупации Египта был своеобразный «эффект домино», когда одно действие производит форменную лавину других, совершенно вроде бы не связанных с «…первоначальным камешком, толкнувшим лавину…». Экспедиция была задумана как дело учреждения французской колонии в Северной Африке, и номинальному владельцу Египта, султану Турции, это предполагалось преподнести как жест дружбы. Его непочтительные «вассалы», мамелюкские беи, силой приводились к повиновению – вот и все. А к султану, в Стамбул, собирался отправиться сам «гражданин Талейран», министр иностранных дел Республики, с предложением союза и всестронней помощи. Эта возможность рассматривалась в Санкт-Петербурге настолько серьезно, что ожидалась возможность войны, и на Черном море делались приготовления к тому, чтобы дать отпор франко-турецкому флоту.