Великий нефритовый путь

…В воеводской избе со времён Кислянского многое изменилось. Регламентов стало более – как войти, как обращаться, чего нельзя, чего дозволительно. Да и обстановка другая. У Кислянского всего было – стол под сукном. Да лавки вдоль стен да вокруг стола, на стенах образа святые в простых окладах. У Ракитина не то: образа в окладах серебряных. Светцы вычурные по нескольку в разных местах. Да ещё чудной столик маленький на высоких ножках, уставленный стеклянной посудой – графинчиками, штофчиками с вином да крепкой медовухой. На столе несколько толстенных книг расходных, в которые вписывали всех, кто сколько должен по налогам и поборам на всякие нужды.

Печь в углу хороша, это Кирьян сразу оценил. Шовчики между кирпичиками пряменькие, желобок к желобку. Рядом штабелёк дровишек – берёза и сосна. Тут же берёзовая кора, лучины для растопки. Хоть и лето на носу, а весной нет-нет, да и случится непогодие шумное – с длинными моросящими дождями, пасмурным небом, промозглым ветром. Пару поленьев в хорошей печи – и сырости в избе как не бывало.

Михей покосился на плётку, что висела у печи.

Ракитин поймал взгляд.

– Не боись, служилые, порки не будет. – Помолчал и добавил: – Покамест. Сей кнут мирные буряты в дар поднесли. Кнут и пряник – хо-ро-шее начало, – п ротянул воевода. – Вы люди проверенные, во многих заданиях были, в секретах тоже. Про то люди Кислянского рассказывали. Огрехов, сказывали, вы не допускали, а дело выполняли успешно. О том и разговор. Садитесь, казачки, к столу. Говорят, в ногах правды нет. Или есть?

– То как посмотреть, господин воевода, – не удержался Михей.

Ракитин глянул исподлобья:

– Посмотрим, посмотрим. Коли будет нужда, то и насквозь узреем.

Сам Ракитин расположился во главе стола, казачки устроились на другом конце. Воевода дистанцию держал, близко не подпускал – не по чину, дескать. Не то что Леонтий. Об этом подумал Михей, усаживаясь на лавку.

Между тем Ракитин достал из ящика, что притулился к массивной столешнице, бумагу. Даже по виду её – слегка желтоватая, плотная, с сургучной печатью, свисающей книзу на тесьме, – можно было догадаться, что бумага непростая.

– Указ!

– Царский! – выдохнул Михей. – Петра Алексеевича?!

– Царский да не царский. Гагаринский! – буркнул воевода.

– Ёшкин-морошкин, сурьёзный князь. Однако не царь, не, не царь…

– Я вот думаю, не для тебя ли та плёточка возле печки висит? Рассуждашь?

– Бог с тобой, воевода, батюшка Лаврентий, это я так, для присказки.

– Нишкни, рыжий, а то… – воевода не досказал, махнул рукой. – Зачту.

Ракитин положил большой лист на стол, ладонью разгладил его и, склонившись, стал читать:

«По указу великого государя, и по приказу губернатора Сибири князя Матвея Петровича Гагарина, на Верхотурье, коменданту господину Колтовскому. В указе великого государя, присланном из канцелярии правительствующего сената губернатору князю Матвею Петровичу писано: велено по предложению генерал фелтмаршала светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, для пробы из губерний раковин и камышков разнцветных по пуду[14], привязав к ним ярлыки с описанием, прислать в Санктпетербург к нему генерал фелтмаршалу немедленно. И по получении сего указу, велеть на Верхотурье и в уезде вышеозначенных раковин и камышков, пёстрых и ценных всех… какие в каких реках явятца, о посылке к Москве в канцелярию Сибирской губернии учинить по сему указу немедленно. А в котором числе и с кем послано будет, о том в Тобольск к губернатору князю Матвею Петровичу, такое и к Москве в канцелярию сибирской губернии к лантрихтеру господину Чепелеву писать немедленно. К сему для верности, губернатор Сибири, кнзяь Матвей Петрович Гагарин приписал своею рукою[15]».

Ракитин закончил читать, снова провёл ладонью по бумаге, похлопал по ней, ещё раз пригладил и молча убрал в ящик.

– Что молчите, служилые?

– Так не было команды говорить, – начал было Михей, но Хват осадил его: – Не гоношись, старшой первым скажет.

– Ну да, ну да, а то как же, конечно, старшой, прости, воевода, старшой, прости. Не сдержался.

Ефимий встал, развернулся к Ракитину лицом:

– Я так понимаю, указ про раковины и камешки для всех писан. То дело хорошее, может, сыщутся какие самоцветы. Про раковины диковинные не слыхал, они всё больше под водой, раковины-то. А мы всё больше по лесам ходим. И в экспедициях, в которые воевода Кислянский нас засылал, про раковины тишина, даже слова никто не обронил. Купцы тоже не спрашивали. Значит, не случалось им раковину-диковину присмотреть. А вот про каменья много чего говорят. Намедни буряты зелёный камешек показывали – в бусинах. Хорош, переливается на солнце, играет блесками, словно огоньками изнутри светит. В руке подержишь – тёплый. Обзывают они этот камень нефритом. Говорят, китайский купец берёт такой нефрит без разбора. Всё, что есть – берёт не торгуясь. Значит, у себя хорошу цену возьмёт и в накладе не останется.

– Нефрит, говоришь? Китайский купец? Хорошо, видать, не зря фелтмаршал волнуется, самого императора беспокоит по сему поводу. Камешков ему пуд подавай!