Великий нефритовый путь

Сегодня, проходя место, где Чуро сходится с Чуроканом, мы издали заметили, что с того берега Чурокана подходит к реке дикий олень. В этом месте обе реки так шумят, что если надо что-нибудь сказать, то приходится кричать. Поэтому, мы, будучи закрыты лесом, были не видимы оленю, а из-за шума рек он нас не слышал. Я и команда так обрадовались, как ещё не были рады никому, и чтобы его не напугать, я и ещё один матрос стали к нему подкрадываться, буквально ползя на животе. Наконец оставалось сажен 100, и надо было уже стрелять, ибо олень стал тревожно прислушиваться. Я прицелился и выстрелил. Олень сначала подпрыгнул, сделал два скачка, я уже думал, что промазал, а на лице всей команды можно было прочесть сильное огорчение, но вот олень, сделав два скачка, упал, потом опять вскочил – сделал ещё один прыжок и уже на берегу свалился. Сию же минуту чуть не вся команда побежала за ним, бросаясь в воду, забыв, что она холодная. Перешли реку, взяли оленя и принесли, оказалось, что я совершенно верно попал, т. е. попал туда, куда целился. По приходе на ночлег сварили себе ужин из этого оленя – давно уже мы не ели досыта.

1 сентября. Утром засолили оленя. Чистого веса вышло 2 пуда 8 фунтов. Буду давать теперь команде два раза в день суп.

2 сентября. Пришли на Ангару. По приходе первым долгом пошли к лабазу смотреть, есть ли провизия – оказалось, что там лежат провизия и письма. Из бумаги начальника экспедиции узнал, что мне предлагается доставить, употребив все усилия, заказы по Ангаре в Дагары и затем, если позволит время, прежде чем спускаться по Ангаре, произвести съёмку участка от Нюрундукана вниз на 20 вёрст. Из следующих писем я узнал, что мичман Любимов только что сегодня же, 2 сентября, окончил эту съёмку и незадолго до меня ушёл вниз по реке.

16 сентября. В 5 часов встретили пароход «Святой Иннокентий». Подали ему буксир. С этого момента я прекращаю свой дневник. Воздав Господу благодарение за успешное окончание и выполнение возложенной на меня работы и за благополучное окончание похода, считаю своим долгом принести глубокую благодарность команде, разделявшей со мной все трудности работы, и благодаря усердию которой я мог выполнить столь трудную задачу…»

Вигдор перелистнул последнюю страницу. За окном уже начинало смеркаться. Он и не заметил, как пролетело время. «Какие сильные люди! – подумал он. – Нужно про Белкина и его команду статью писать, напомнить о их отношении к делу. Долг! Этот лейтенант всё время думал о долге! Крутой мужик! И никто не знает об этой пусть и небольшой, но такой тяжёлой экспедиции».

Скрипнула дверь.

– Вигдор, Вигдор, – позвал голос, вырывая его из плена роившихся в голове мыслей.

– Ну Вигдоша, музей закрывается, пора, дорогой, на выход.

– А картины, – умоляющим голосом произнёс Вигдор. – Мне бы хоть глазком на Белкина взглянуть.

– Сегодня никак. Все хранилища и зал уже сданы под охрану. Только тебя и эту комнату пока ещё никто кроме меня не охраняет. Хочешь – завтра, ну в любой другой день.

Вигдор вздохнул:

– И то верно. Прочитанное надо бы переосмыслить. Хорошая подготовка к будущему походу.

Глава 8 Первые находки

Сколько точного ходу до устья Верхней Ангары, никто не знал. Знатоков не сыскали, бывалых землепроходцев в городе не осталось, поразъехались по разным службам государевым. А те, кто что-то слышал, кажись, выдумывали разно, дабы в глазах расспро-сников подняться и выглядеть поважнее. Кто пять дён, кто все десять насчитывал. Ни карт, ни лоций тоже не было. Откуда же, коли все самостийно ходили по морю, чутьём да опытом всё определяли.

Михей, отряженный для сбора путевой информации, воротившись с рыночных площадей да гостиного двора, отчитывался перед Ефимием: ни монахи в монастыре, ни купцы, что на базаре, ни рыночные смотрители, ни яндашевские, которые по случаю в Иркутск приехали, толком ничегошеньки сказать не могли. Дескать, всё от ветра зависит да духов Байкала. Ну об этом и так известно было – коли дует попутно – ходу меньше, а если батюшка Байкал завредничает, или, пуще того, осерчает… поболе. Ефимий слушал, молчал, в долгие расспросы не вступал. Коли завредничает, не дай-то бог… легко утащит к себе одной волной!

…Коч отошёл от причала в Лиственничном без проводин и напутствий – секретное задание воеводы, и нечего привлекать внимание посторонних. Мало ли кто по Байкалу ходит, мало ли по каким таким делам.

Ветра не было никакого – шли на вёслах. Поперву скрипели они в своих уключинах нещадно, словно жалобились на свою натруженность, а потом, напитавшись какой-то особой лодочной масляной пропиткой, ветром, брызгами, вроде как свыклись, словно срослись с бортами. Если и поскрипывали, то уже не жалобно, не просяще, без натуги и безнадёги, приняв эти два размеренных движения – к себе и от себя.