Великий океан

Он отдал ему тканный из птичьих перьев золотистоогненный плащ подарок короля Томеа-Меа, подзорную трубу и отличный, уральской работы, нож. Сам проводил за ворота крепости.

Вечером Александр Андреевич попросил Серафиму в последний раз созвать стариков, сварить пунш.

Вокруг огромного камина, в котором горели сухие кедровые плахи, как в прежние времена, собрались охотники и зверобои. Отсвет огня падал на их иссушенные непогодой и временем лица, на тисненные золотом корешки книг в двух шкафах, на богатые рамы картин. Промышленные сидели тихо, понурясь, негромко звякал ковш, которым хозяин наливал в кружки горячий напиток. Долгие годы прошли старики вместе, не многим из них придется свидеться вновь...

В углу, за столом, сидел Николка. Правитель позвал его и, как видно, о нем забыл. Мальчик с любопытством глядел на знаменитую гвардию Баранова и от сочувствия и уважения старался даже не шевельнуться.

Потом Александр Андреевич вышел на середину круга. Невысокий, сутулый, в новом черном сюртуке, еще больше оттенявшем его крупную лысую голову с остатками совсем белых волос. Заложив руки за спину, он негромко затянул свою любимую песню, сложенную им в далекие годы на новой земле: Ум российский промыслы затеял, Людей вольных по морям рассеял... Стройтесь, зданья, в частях Нова Света, Росс стремится воля его мета. Дикие народы, варварской природы, Отделались многие друзья нам теперь... В Свете Новом, в странах полунощных Мы стоим в ряду к славе люден мощных! Народы мирятся, отваги боятся. Бодрствуйте, други,русаки бо есть! Нам не важны чины, ни богатства, Только нужно согласное братство, То, что сработали, как ни xорошо. Ум патриотов унажич потом...

Песню сперва подхватил крайний, с сизым шрамом на подбородке, охотник, за ним высоким, крикливым голосом вступил Афонин. Потом запели все. Не пели лишь Николка и Серафима, вышедшая из своей горенки и, скрестив под шалью на груди руки, безмолвно стоявшая в дверях.

Утром Баранов попрощался с Кириллом Хлебниковым. Уже был отслужен молебен, подана шлюпка, перевезены на корабль два небольших сундука с личным имуществом правителя. Николка стоял в полном дорожном облачении он сопровождал Александра Андреевича в Россию.

Поручаю тебе и твоим особым заботам людей,сказал Баранов Хлебникову, и голос его дрогнул,кои научились меня любить и будут любить и уважать всякого, ежели с ним справедливо обращаться... Прощай, Кирилл!

Он обошел палисады, в последний раз обернулся к крепости.

На стенах и у ворот выстроился гарнизон, в полной тишине стояло население Ново- Архангельска. А бухту и почти все проливы между островками заполняли сотни алеутских байдар и индейских пирог. Воины Котлеана, даже женщины и старики пришли проводить Баранова. Индейцы тоже сидели в своих лодках молча, безмолвие тысяч людей нарушалось лишь всплесками волн о береговые камни.

Баранов снял картуз, осенил крестом землю, которую оставлял навсегда, людей, которых он любил. В глазах его стояли слезы, и он их не вытирал.

Потом быстро пошел к шлюпке.

...Опустились тучи, туманная сырость скрыла берега Ситхи, потерялась и вершина горы св. Ильи, а Баранов все стоял на корме «Кутузова».

Глава девятая

Снова был океан, вольный ветер, простор. Как в первые годы далеких странствий, Баранов часами стоял на юте, глядел на безмерную даль, думал о родине, об оставленных землях, о близкой встрече с Томеа-Меа, обещанной ему Гагемейстером. Он не знал еще, что капитан-лейтенант не собирался заходить на Сандвичевы острова.

Когда выдавались штормовые дни, бывший правитель Русской Америки сидел в каюте с Николкой и косым алеутом Пимом, сопровождавшим его в Россию, учил, как распознавать на море паруса шхуны и клипера, фрегата и галиота, рассказывал о Кантоне, Охотске, о Сандвичевых островах, куда и сам шел впервые, о первом своем плавании на кутере «Святая Ольга». Всегда малоразговорчивый, молчаливый, сейчас он пытался рассказами о прошлом заглушить тоску.

Гагемейстер продолжал притворяться больным и не показывался на палубе.

Так протянулись четыре недели. К концу пятой Николка узнал от лейтенанта Подушкина, что Гагемейстер захватил из Ново-Архангельска всю переписку и книги правителя и ночи проводит за ними, ища скрытые капиталы. Он до сих пор не мог поверить, что бывший правитель не укрыл одного-двух миллионов рублей в чужеземных торговых конторах. Преданный Баранову лейтенант заодно сообщил, что «Кутузов» взял курс в сторону от Гавай.

Александр Андреевич ничего не ответил негодующему, возмущенному Николке. Что мог он сделать, старый и бесправный, почти пленник? Людская подлость еще раз оказалась сильнее... Он молча погладил взбудораженного мальчика по стриженым черным волосам, опустился на койку. В тот же день у него началась лихорадка.