Великий океан

Он тут же сообщил о победе над Бонапартом и был огорчен, что приезжие узнали раньше, а на берегу побежал вперед и сам командовал салютом из своих разнокалиберных пушчонок.

Внешне Круль почти не изменился. Та же тронутая сединой курчавая голова, круглое лицо с выпяченной нижней губой, круглый живот, короткие руки и ноги, кургузый сюртучок, обсыпанный табачной пылью. Но во всех его манерах стало еще больше нервозности и суетливости. Ленивая жизнь на острове ничуть на нем не отразилась.

Не дав гостям даже присесть и отдохнуть с дороги, он потащил их смотреть крепостцу, выстроенную на скалистом утесе над морем, показал одномачтовый бот, купленный им у Томеа-Меа за счет компании, повел осматривать усадьбу и плантации.

— Вы знаете, что тут был? Нуль! Я сеяль табак и зерна, ходил на остров, тристо девушек копаль всю долин. Томеа-Меа подариль для меня половину острова, я строил редут… Потом он дариль второй половина американцам. Потом приходил Джон Юнг… Он думаль снять мой флаг государа императора. Я сказал — буду палить пушками. Он ушель…

Круль говорил на ходу, жестикулируя, волнуясь, то забегая вперед, то останавливаясь. Из его рассказов и слышанного от Бен Райта Алексей понял, что дела доктора не блестящи и что кто-то упорно хотел его поссорить с королем и выжить с острова. А главное, что сам отставной лекарь делал глупости. Дурацкая «крепость», ни к селу ни к городу выстроенная на берегу залива, пушки…

Но Алексей знал еще на все. Когда они вернулись после обхода владений и зашел разговор о поездке на Атувай за грузом разбитого судна, Круль вдруг встал и тщательно притворил дверь. Они сидели в самой большой комнате дома, скопированной доктором с барановского «зальца» в Ново-Архангельске. Круль поставил даже очаг, хотя топить его тут не приходилось. Ели зажаренного на углях поросенка. Посторонних, кроме мальчишки-гавайца, обслуживающего доктора, никого в доме не было. Алексей удивленно поглядел на хозяина.

— Тсс… — сказал Круль. — Вот!.. — он открыл табакерку, нюхнул и, пробежав по комнате, остановился перед гостями. — Томари — враг Томеа-Меа. Вот! Бути верни мне слова. Он хочет со мной дружит. Он будет настоящий король Гавай. Американцы и англичане будут оставаться с большой нос. Вот! Я уже все устроиль… — Круль вдруг умолк, подняв указательный палец, и торжественно закончил: — Он хочет принимат подданство нашего великого государа!

Алексей и Петрович привыкли к фантазиям доктора, но сейчас они поняли, что Круль говорит серьезно.

— Ишь ты! — сказал шкипер насмешливо, отложив обгрызенное поросячье ребро. — Стрельнул!

Но Алексея взорвало. Он и так достаточно видел, чем пахло тут хозяйничанье Круля и кто его подстегивал, и окончательно обозлился. Баранов, Кусков налаживают, тревожатся, бьются, а Круль играет на руку американцам и англичанам и накрутит тут такого, что все пойдет прахом, и русский корабль не пустят сюда даже на пушечный выстрел.

— Если бы я был начальником над тобою… — сказал он, отшвырнув чурбан, на котором сидел, — я бы… Ты что, доктор, сдурел? — он передохнул, смелое лицо его стало красным. — Тебе не «губернатор» ли этот самый подсказует?.. У царя своей земли хватит, и нечего нам лезть куда не след! А полезем, так и это потеряем… Ты, что ли, своей батарейкою со всем светом воевать станешь? Дали тебе землю — и сиди. Крепко сиди — в том твоя задача. А в чужое не лезь… Эх!..

Алексей махнул рукой, оттянул узел шейного платка, словно тот давил ему горло, и снова сел. Не глядя на оторопевшего лекаря и не слушая, что тот бормочет, он сидел, сердито опустив голову. Затем взял с конторки какой-то журнал, начал перелистывать. Это был «Опыт первый сандвичанский грамматик и словарь», над которым Круль трудился уже больше года. Не одни только пушки и государственные перевороты занимали беспокойного мечтателя.

Петрович тоже не слушал оправданий Круля. Планам бывшего лекаря он не придавал никакого значения. Он взял подзорную трубу и принялся разглядывать в окно извилистый берег острова. Завтра мимо него придется итти к Атуваю.

Опечаленный доктор налил было стакан рому, хотя пил всегда мало, но в это время шкипер взял его за рукав и, не отрывая глаз от зрительной трубы, потянул к окну.

— Гляди! — сказал он. — Еще один бостонец чалится.

Алексей тоже поспешил к Петровичу. На рейде разворачивался большой трехмачтовый корабль, готовясь отдать якоря. Красно-синий многозвездный флаг отчетливо был виден даже без зрительной трубы. Это был четвертый американский флаг в гавани Гоно-Руру.

А ночью кто-то поджег плантации Круля. Сгорела только часть табака. Огонь, рванувшись вверх, скоро погас, но Алексей и Петрович поняли, что пожар этот — первое предупреждение.