Великий охотник

Пржевальский обгонял на своем пути русские подводы и русских всадников, скачущих в Кульджу. Кости, пепел и комья сухой глины покрывали улочки Чимпандзи, что находилась правее дороги, за крепостью Никан-Кара. Удоды вили гнезда в развалинах Чинча-ходзи, а город Баяндай ощерился остатками крепостных стен, над которыми уже поднялись ветви молодых деревьев.

При переправе через Хоргос на середине реки перевернулись две большие телеги с тяжелыми грузами. Пржевальский выругался, оглядел подводы и, сменяя гнев на милость, широко улыбнулся. Все-таки у него большой караван! Экспедиция снаряжена хорошо.

Сам он ехал на этот раз в удобном тарантасе. Лошади шли бойко, мелкой рысцой, – с каждой верстой все ближе Старая Кульджа.

Скоро путники увидели огромную городскую стену, такую широкую, что по ее гребню могли проехать рядом два всадника. Кульджа открылась вся в алом мареве цветущих маков, в облаках желтой пыли, пронизанных солнечными лучами. По улицам Кульджи ходили русские. Рослый семиреченский казак отдал Пржевальскому честь. Караван путников брел по зеленым садам, мимо мусульманских храмов, построенных, как буддийские пагоды. Кое-где были возведены русские дома. Очень непривычными казались вывески на русском языке. Здесь жило до тысячи семиреченских казаков, офицеров, чиновников, солдат, купцов. Цветущий город стоял одиноко среди пустынь, где в заросших арыках белели человеческие кости. Заброшена и забыта была когда-то могущественная Новая Кульджа, она же Или. В ней среди руин жило всего-навсего два дунганина.

Долина Кунгеса огласилась бранью Великого Охотника. Он убедился в том, что два новых казака слишком ленивы и нерадивы, и немедленно дал им расчет. Вскоре пришлось расстаться и с портупей-юнкером Повало-Швейковским. Оказалось, что нежное домашнее воспитание, полученное портупей-юнкером, мешало не только Повало-Швейковскому, но и всему делу лобнорского похода. Пржевальский дал юнкеру восемьсот рублей на обратный путь. Скатертью дорога!

Вскоре они очутились на плоскогорье Юлдуз – в Стране Звезды, где в самом сердце Тянь-Шаня, на богатых травой и фазанами необозримых лугах, блестели воды звездообразных озер. По Юлдузу бродили кочевые торгуты, люди в халатах, похожих на подрясники, с тяжелыми огнивами па поясах.

Пржевальский сетовал на судьбу: четвертый по счету спутник покидал его. Проводник Тохта Ахуп, курлинец, заявил, что он не может идти дальше: его земляки не простят ему того, что он вел чужеземцев от Кульджи к Юлдузу...

Вскоре на урочище прискакали всадники – гонцы Якуб-бека Бадаулета Кашгарского, властелина призрачного мусульманского царства, созданного в Восточном Туркестане.

После дунганского восстания, ухода китайцев из Восточного Туркестана, недолгого султанатства Абиль-оглы в Кульдже, хитрый и осмотрительный кокандец Якуб-бек завладел Кашгаром. Он заставил своих подданных называть себя Бадаулетом, что означало «Счастливый», а свое царство – Семиградьем или Джитышаром. Якуб-бек объявил себя... вассалом турецкого султана и стал мучительно думать, как ему теперь поладить с Англией и Россией? Вероятно, Якуб-бек не раз перетряхнул на своей короткой ладони горсть кумалаков – темных бобов для гадания.

Якуб-бек разыгрывал просвещенного государя, дважды принял английское посольство. Эту страну в Восточном Туркестане представлял британец Т.-Д. Форсайт, опытный служака пенджабской выучки.

Остальные иноземцы редко отваживались посещать Восточный Туркестан. Всем была памятна печальная история Адольфа Шлагинтвейта, которого послал в Кашгар Гумбольдт. Шлагинтвейт проник в Кашгар из Индии в 1857 году, и с тех пор о нем ничего не было известно. После него британский топограф В.-Р. Джонсон дошел до Хотана – Города Небесного Камня (нефрита), как называли его китайцы. Топограф благополучно возвратился обратно и написал книгу о Хотане. Затем в 1868 году Джонсона сменили другие британцы – чайный плантатор Р.-Б. Шау и некий Гевард. Плантатор остался в живых, но Гевард разделил судьбу Шлагинтвейта. Но как погиб смелый, посланец Гумбольдта?

Пржевальский как бы видел перед собой худого подтянутого русского офицера, но с азиатским разрезом глаз и желтыми скулами. Это – Чокан Валиханов. Он через год после гибели Шлагинтвейта двинулся в Кашгар вместе с купеческим караваном. Караван брел по дорогам Семиградья. Валиханов терпеливо изучал неизвестную страну. На время было забыто все – встреча с опальным Ф. М. Достоевским в Семипалатинске, любимые книги, занятия в омской библиотеке, где Чокан изучал Азию. Оставлены все навыки и привычки городской жизни, – и кто бы узнал русского офицера в этом свояке караванного старшины? Чокан упорно шел по следам Шлагинтвейта, стараясь разузнать подробности его гибели.